Квантовый вор

Наши забавы продолжались немало времени. Сначала это просто жаркое мелькание кожи и плоти, столкновение губ, непрерывные объятия и укусы. Она намного сильнее меня и не боится это показать. Она пускает в ход усовершенствования в теле Миели, дразнит меня горячими наконечниками из ку-точек на пальцах и по-кошачьи усмехается.

Но к третьему разу мы обнаруживаем необычайную чувствительность ее крыльев, и тогда становится еще интереснее.

— И что же мы можем с этим сделать?

— Ну, относительно доступа к корневому каталогу мы ничего не в силах предпринять. Однако — как говорят гоголы — мы можем установить другой шифр поверх всей программы. При наличии пиратских инструментов можно создать фиктивных жителей Ублиетта. Их ключи не имеют отношения к интерфейсу генератора Ублиетта.

— И?

— Это позволило сформировать разделенные воспоминания, к которым криптархи никогда не смогут получить доступ. Любой человек, принявший эти фрагменты памяти, окажется невосприимчивым к манипуляциям криптархов, независимо от того, был он Спокойным или не был. Это вроде вируса — можно разделить воспоминания с любым количеством людей. Кроме того, создано еще одно средство, которое стирает из памяти уже произведенные изменения. Вор даже предлагал распространять эти фрагменты через газету…

— Постой. Вор предлагал?

— Да, мы уже обсудили с ним этот вопрос. Пока ты пела. По правде говоря, гоголам-математикам потребовалось не так уж много времени, чтобы во всем разобраться.

— Он уже обо всем знает? И получил эти фрагменты памяти?

— Да. — Корабль ненадолго умолкает. — Он меня провел?

Миели клянется себе, что даром ему это не пройдет.

— Да, да, он тебя разыграл. И я думаю, что собирается разыграть еще кое-кого.

Мы останавливаемся, чтобы передохнуть, перед самым рассветом. Каким-то образом к тому времени мы уже переместились в мою спальню. Я лежу на подушках и из-под полуопущенных век смотрю, как она растянулась на другом краю кровати — совершенно нагая, если не считать временных Часов, крылья еще развернуты, и на них падают первые утренние лучи.

— Я хорошо тебя учила? — спрашивает она.

— Очень хорошо. А мы… мы были одни?

— А, ты боишься оскорбить чувства малышки Миели? Как хорошо, что ты к ней привязался. Должна признаться, я тоже испытываю к ней теплые чувства. Как к любимой вещице или к счастливому амулету. — Она потягивается. Даже шрам на ее лице выглядит иначе, более зловещим. — Но не беспокойся, она занята с кораблем. Мы совсем одни. Ты полностью в моем распоряжении. Надо было бы сделать это раньше, но, понимаешь, меня так много.

— Трудно поверить, что я тебя не помню, — говорю я. — Вот только во время побега из Тюрьмы что-то мелькнуло. Другая тюрьма, на Земле. Я читал книгу…

— Это была наша первая встреча, — говорит она. — Тогда ты еще был просто уличным бандитом в большом городе, еще не отряхнувшим с ног песок пустыни. Таким грубым и таким отважным. А посмотри на себя сейчас. Настоящий бриллиант. Или скоро им станешь. А потом… — Она улыбается. — Потом ты сможешь отблагодарить меня надлежащим образом.

— Ты ведь слышала, что я говорил Миели, верно? — спрашиваю я. — Я не одобряю ваших игр с криптархами.

Она машет рукой.

— Чепуха. Жан, ты абсолютно ничего не знаешь о том, что здесь происходит на самом деле. Они неплохо здесь потрудились. Ублиетт работает. Здесь все счастливы. Даже ты, когда жил здесь в прошлый раз, тоже был счастлив. — Она смотрит на меня с какой-то неприязнью. — Я думаю, твой идеализм обусловлен не столько политикой, сколько желанием произвести впечатление на эту веснушчатую сучку.

— Тюрьма — это тюрьма, даже если ты об этом не догадываешься, — говорю я. — А у меня проблемы с тюрьмами.

— Бедняжка. Я все понимаю.

— А знаешь, в чем еще моя проблема? В нарушении обещаний. — Я невольно сглатываю слюну. — Я знаю, что многим тебе обязан. И верну долг, несмотря ни на что. Но я не отступлю от своего слова, даже ради тебя.

— И как же ты собираешься сдержать свое обещание, мой маленький принц-цветок?

— Для начала я обещал быть хорошим мальчиком. И поэтому намерен дать себя арестовать.

— Что?