— Что ты, черт побери, здесь делаешь? Я думал, ты стал Спокойным, или тебя сожрала Соборность!
Он закатывает рукава фланелевой рубашки, демонстрируя мускулистые, покрытые густыми волосами руки. На одном широком запястье я вижу массивные медные Часы и вздрагиваю, хотя и не могу еще прочитать гравировку.
— Если ты снова собираешься трепать нервы Раймонде… — ворчит он.
Я поднимаю руки.
— Невиновен. Я здесь… по делам. И хотел увидеться с тобой.
— Грмф. — Он подозрительно смотрит на меня из-под кустистых бровей. Затем на лице появляется неторопливая усмешка. — Ладно. Давай выпьем.
Он марширует по комнате, отбрасывая ногами все, что попадается по пути — книги, одежду, блокноты из недолговечной бумаги, — и направляется в маленькую кухню. Оттуда раздается журчание фабрикатора. Я окидываю взглядом комнату. Гитара на стене, обои, разукрашенные персонажами из детских мультфильмов, высокие книжные полки, стол, словно нетающим снегом заваленный обрывками распечаток.
— А здесь ничего не изменилось, — говорю я.
Исаак возвращается с водкой в недолговечной бутылке.
— Ты шутишь? Прошло только
Я не возражаю и прикасаюсь своим стаканом к его. Мы пьем. Я не могу удержаться от кашля. Он оглушительно хохочет.
— Ну как, мне придется надрать твою задницу или это уже сделала Раймонда? — спрашивает он.
— В последние несколько дней таких, как ты, набралась целая очередь.
— Иначе и быть не может. — Он льет водку в стаканы обильной струей, но не проливает ни капли мимо. — Так или иначе, я должен был догадаться о твоем появлении, когда снова начались эти сны.
— Сны?
— Кот в сапогах. Замки. Я всегда подозревал, что ты имеешь к ним какое-то отношение. — Он складывает руки перед собой. — Ладно, это не имеет значения. Ты вернулся, чтобы обрести истинное счастье со своей истинной любовью?
— Нет.
— Что ж, это уже хорошо, потому что для этого слишком поздно. Идиот. Я знал, что так и будет. Я должен был предупредить. Ты всегда был неугомонным. Никогда не довольствовался тем, что имеешь. Даже с Раймондой. — Он смотрит на меня исподлобья. — Ты не собираешься рассказывать, где пропадал?
— Нет.
— Неважно. Я рад тебя видеть. Без тебя в этом мире скучновато.
Наши стаканы снова звякают.
— Исаак…
— Собираешься произнести какую-то банальность?
— Нет.
Я не могу удержаться от смеха. Я как будто никуда и не уезжал. Я так и вижу, как целый день льется водка, а мы сидим и пьем, пока Исаак не начинает читать свои стихи, разглагольствовать о теологии и вести бесконечные разговоры о женщинах, не давая мне вставить ни слова. Не могу даже представить, чтобы я сумел его прервать.
И это, конечно, тоже включено в цену.
— Извини, — говорю я и ставлю свой стакан. — Но мне действительно пора уходить.
Он пристально смотрит на меня.
— Все в порядке? У тебя какой-то странный взгляд.
— Все отлично. Спасибо за выпивку. Я бы остался, но…
— Пф. Значит, это все-таки женщина. Ничего. К твоему следующему приходу я здесь приберусь.
— Извини, — повторяю я.
— За что? Не мое дело тебя судить. Вокруг и без того хватает желающих бросить камень. — Он хлопает меня по плечу. — Вперед. В следующий раз приведи мне подружку из другого мира. Зеленая кожа меня устроит. Мне нравится зеленый цвет.
— А что на этот счет говорится в Торе? — спрашиваю я.
— Я рискну, — говорит Исаак. — Шалом.
Отыскивая дорогу к квартире Раймонды, я чувствую себя немного пьяным.
— Я не ждала тебя так рано, — говорит она, открывая дверь.
Я протискиваюсь мимо синтбиотических дронов, наводящих порядок. Повсюду, словно тенета, висят покрывала из недолговечной материи.
— Извини за беспорядок, — говорит Раймонда. — Но ты сам виноват.
— Я знаю.
Она внимательно смотрит мне в глаза.
— Итак?
— Дай мне на него посмотреть.
Я сажусь на недавно сфабрикованный, довольно хрупкий на вид стул и жду. Раймонда возвращается и протягивает мне завернутый в ткань предмет.
— Ты никогда не говорил мне, как он работает, — говорит она. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я беру револьвер и рассматриваю его. Он кажется мне более тяжелым, чем в прошлый раз, когда я держал его в руке, и уродливым из-за короткого дула и объемного барабана с девятью пулями, девятью достоинствами Бога. Я кладу револьвер в карман.
— Я должен идти, надо еще кое-что сделать, — говорю я Раймонде. — И если мы больше не увидимся, спасибо тебе.
Она не отвечает и отводит взгляд.
Я закрываю за собой дверь и на лифте возвращаюсь на уровень улицы. Мой гевулот как-то странно подергивается, и внезапно рядом со мной на проспекте появляется молодой темноволосый парень. Он шагает в ногу со мной. У него мое лицо, но чужая непринужденная улыбка. Я жестом предлагаю ему показывать дорогу, а сам шагаю следом.
Интерлюдия. Добродетель