— Mensch, вот с этого и надо было начинать! Erst losrechnen, dann nochdenken! «Сперва посчитать, потом подумать!» — это была любимая поговорка Борна. Ну все, дело сделано, раз дошло до счета, нужно рассказывать подробно и до конца, Борн заинтересован. Сейчас, когда Румер дойдет до самого главного, Борн скажет свое знаменитое: «А вот здесь лягушка прыгает в воду!» Все, работа одобрена. Борн одобрял все работы Румера, но все-таки считал, что тот больше подходит Эйнштейну. Ждал Румера и Эйнштейн. Но молодой человек из России почему-то не очень рвался в Берлин. Румер так и остался работать у Борна.
И Борн продолжал поиски денег для Румера. В общем вполне успешно.
В письме от 22 февраля 1931 г. он писал Эйнштейну:
«…Мой сотрудник Румер, о делах которого я тебе как-то писал, может остаться у меня еще на один год. Мой ассистент Гайтлер уезжает летом в Америку (Колумбия, Огайо), и Румер будет его замещать, а на зиму я денег наклянчил» [2, с. 17].
Борн получал деньги для своих молодых сотрудников из фонда Лоренца, Рокфеллеровского фонда и из других официальных фондов, предназначенных для стипендий молодым талантливым ученым. Все деньги поступали Борну, и он сам их распределял. Кроме того, Борн добывал деньги у меценатов — банкиров, крупных промышленников, да и вообще где подвернется. Он писал этим людям обстоятельные письма, ездил к ним читать популярные лекции о современной физике. Был, например, один такой «друг науки» — владелец конного завода во Франкфурте, который регулярно пересылал Борну деньги, и Борн так же регулярно должен был с ним общаться, обедать у него дома и терпеливо объяснять ему, что такое теория относительности его друга Эйнштейна. И в каждом подобном действии, и в каждой своей лекции в «Клубе для господ», где ее совершенно никто не понимал, Борн усматривал «выкуп за душу» одного из молодых ученых, который в результате этой акции получал право на существование. Например, еще до того, как Борну удалось выхлопотать для Румера стипендию из фонда Лоренца, он добыл деньги для него у барона фон Вайнберга. Это и была та самая «премия», которая взволновала Роберта Оппенгеймера. Барон фон Вайнберг был одним из богатейших химических промышленников Германии. И когда вышла первая работа Гайтлера и Румера по квантовой химии, Борн незамедлительно послал оттиск этой работы барону. В сопроводительном письме он писал о важности полученных результатов, о прогрессе в химической промышленности, к которому может привести эта работа. А о том, что в действительности это пионерская работа, что сама квантовая химия только два года, как родилась, и что впереди еще неизведанные глубины, Борн, конечно, не написал, а написал следующее: «…Как Вы увидите из текста, эта работа соприкасается с Вашей юношеской работой, которую Вы сделали еще студентом. И мне приятно, что мои молодые сотрудники, у меня в институте, смогли продолжить ее». Деньги пришли очень быстро.
Так Борн кудесничал. Существовал даже «Клуб друзей профессора Борна», и кто по пятьсот вносил, кто по тысяче марок, кто совсем немного.
Наука была тогда личным делом немногих, еще далеко было время, когда наука станет сложной системой, иерархией, делом государственным, когда одним росчерком пера будут открываться и закрываться институты, на тысячи людей рассчитанные. А тогда в науку брали, как в друзья, как в свой дом. И Борн писал Эйнштейну…
Глава 8. «Шла нормальная работа физиков, быть может, как теперь»
Юрий Борисович Румер был «принят в дом», был принят в друзья. И звездные минуты одна за другой вспыхивали в его молодой жизни.
Еще во время разговора о науке с Эйнштейном и Эренфестом в чердачной комнате и потом, когда Эренфест куда-то вышел, а в комнату вошел скрипичных дел мастер и начался длинный и сложный разговор о починке скрипок, Румер впервые поймал себя на мысли: «Вот они, штерн-минуты моей жизни». Не раз он еще поймает себя на этой мысли.
После того как Румер с легкостью принял приглашение госпожи Эйнштейн остаться пообедать, а Эренфест облил его ушатом холодной воды («Нет, уходите…»), Румеру ничего не оставалось, кроме как откланяться: «Чести я уже удостоился, а еду поищу где-нибудь в другом месте».
«В конце концов, я все-таки остался обедать у Эйнштейна вместе с его женой и Эренфестом, — писал Юрий Борисович в своих воспоминаниях о встречах с Эйнштейном. — Во время обеда Эйнштейн говорил с Эренфестом об аксиоматике электромагнитного поля. Эренфест выразил желание познакомиться с моей женой. Хочу узнать, даст ли она вам возможность работать», — сказал он [18, с. 110].
На прощанье Эренфест похлопал Румера по плечу, улыбнулся своей широкой улыбкой, которая полностью меняла его лицо, и сказал по-русски: «Приходите завтра в университет на коллоквиум. Я познакомлю вас с одним пареньком из России». Слово «пареньком» он произнес без единой ошибки. Этим пареньком был Лев Ландау.
В журнале «Наука и жизнь» за 1974 г. напечатаны «Странички воспоминаний о Л. Д. Ландау» профессора Ю. Румера.