Квантовый возраст

В ответ на сношение Ваше от 26-го октября за № 29/С. М., которое было мне вручено только вечером 31-го октября и в котором Вы предлагаете сообщить Вам о той научной работе, которую я предполагаю вести в СССР, сообщаю Вам…» И дальше Петр Леонидович пишет о работах, которые вел в Кембридже, как развивались они в течение 13 лет и как развивались вместе с этими работами сотрудники лаборатории, которых он тщательно подбирал. Он пишет о том, что неоднократно предлагал посылать к нему молодых советских физиков для соответствующей подготовки и указывал авторитетным лицам, что это единственный способ перевести его работы в Советский Союз («К моему глубокому сожалению, этого сделано не было») и что теперь он не видит возможности продолжить эти работы в Союзе, поэтому решил переменить область исследований и будет заниматься биофизикой, и что уже договорился с Иваном Петровичем Павловым и тот предоставляет ему место в своей лаборатории.

В архиве П. Л. Капицы хранится «памятная записка», написанная Полем Дираком, в которой, в частности, приводятся и предполагаемые поводы задержания Капицы: «три повода для задержания: а) необоснованное сообщение из Англии о военной работе… б) Гамов: написал Молотову с просьбой предоставить ему такой же статус, какой был у К[апицы] до октября 1934 г., и выдвинул это условием своего возвращения в Россию; в) способности, представляющие ценность во время войны.

Он возмущен этими мотивами и просил об отставке…»

Дальше излагается «План миролюбивого решения» — «направление действий, которое он считает правильным», и условия, которые ставит Капица Советскому правительству.

А в том первом, сухом и сдержанном письме Межлауку Петр Леонидович даже не затрагивает вопроса о содействии в восстановлении его кембриджских исследований, считая это дело безнадежным.

Но уже в декабре 34-го г. он писал жене:

«…За эти дни произошло много интересного. Вчера я был у В. И. [Межлаука], мы беседовали с ним без малого три часа, и это одни из самых отрадно проведенных часов за все эти последние дни и недели. В. И. умный человек, понимает тебя с полуслова, хотя, конечно, другой раз говорит не то, что думает, но это вменяется в обязанность человеку, должно быть, ежели он занимает известное положение… Вообще с В. И., несомненно, можно прийти к полному пониманию, и так как у нас у обоих одно и то же желание — создание мощной науки, — то я был бы очень счастлив, если вообще мне с ним удалось бы работать вместе в будущем…».

И они действительно будут работать вместе. Но недолго.

Валерий Иванович Межлаук был в ту пору заместителем председателя Совнаркома. Их было четверо, братьев Межлауков^[17].

Оптимистичный тон письма Петра Леонидовича Анне Алексеевне о встрече с Межлауком (к тому времени прошло около двух месяцев вынужденного пребывания Капицы в Союзе) вовсе не означает, что трудности Петра Леонидовича кончились, все утряслось и уладилось. Вовсе нет. Это об этом времени он писал в письмах Молотову: «…Первые четыре месяца на меня не обращали внимания и не дали даже хлебной карточки, и только, видно, чтобы попугать меня, три месяца за мной рядом на улице ходили два агента НКВД, которые изредка развлекались тем, что дергали меня за пальто…» — и Сталину: «…Когда более года назад меня неожиданно задержали и резко прервали в очень интересном месте мою научную работу, мне было очень тяжело, потом стали обращаться со мной очень скверно, и эти месяцы в Союзе были самыми тяжелыми в моей жизни. Если я вижу смысл в перенесении моей работы сюда, то я до сих пор не могу понять, для чего нужно было так жестоко обращаться со мной.