— Прекрасно, — сказал Фролов без энтузиазма.
— Ох, и дел у вас с женой будет. Вы как хотите, ремонт оставить? Мне недавно Петровы рассказывали, что обои, откосы, полы ну вообще никуда не годятся. Они квартиру еще весной получили, а потом все лето пахали: то подклеить что-то надо, то потолок покрасить, то пол выровнять.
— М-да.
— Зато потом, в сентябре, махнули с мужем в Болгарию. Там ведь в сентябре бархатный сезон. Солнце, море, заграница, — мечтательно сказала Танечка, взирая на стену дождя за окном. — Не то что у нас…
— Угу.
— А вы как отпуск проводите?
— Да как… дача, грибы, рыбалка.
— И что, жена не хочет к морю? — удивилась Танечка и кокетливо заметила: — Будь я вашей женой, я бы обязательно утащила вас к морю. Вот хотя бы в Крым.
Фролов с отчаянием вспомнил Гайдая: «Будь вы моей женой, я бы повесился». Покопавшись в памяти, он сказал:
— Да, мы иногда бываем в Крыму.
«Иногда» означало «пять лет назад».
— А, ну это хорошо, — одобрила Танечка. — В общем, насчет квартиры: очень за вас рада.
Она улыбалась ему, но как-то натянуто, словно бы утешительно. Взгляд скользнул по вчерашней щетине. Утром Фролову было нечем бриться, и он поехал на работу как есть, помятый и неопрятный.
Догадалась, подумал Фролов. Поняла, что он ночевал не дома, и аккуратно выясняет, все ли хорошо с женой. Может, Шурик растрепал про Ленкину измену, или просто сложила одно с другим. По опыту наблюдения за коллегами Фролов знал, что слухи о чьем-то разрушенном браке расходятся в профкоме быстрее, чем ветрянка в детском саду.
— Вот и мы рады, — брякнул Фролов и для убедительности соврал: — Лена уже обои выбирает. Нашла где-то по блату семь рулонов.
— Семь, — ахнула Таня. — И что за узор, в цветочек?
— В полосочку.
— О-о-о, в полосочку — это еще лучше.
— Вам виднее, что сейчас в моде.
— Ой, ну скажете тоже.
Фролов заставил себя улыбнуться.
Обсуждая ремонт и обстановку жилья, они выкурили еще по одной сигарете. Таня поделилась сногсшибательной историей, как урвала по дешевке отличную краску. Ее продавал какой-то несун с завода лакокрасочных изделий. Таня пообещала дать его телефон.
Фролов выслушал историю с преувеличенной заинтересованностью и для верности вставил еще пару фраз про Лену. Когда он вернулся в кабинет, там никого не было: коллеги разбрелись кто куда — Валерка к начальству, Ебелкин в отдел кадров. В тишине Фролову стало хуже. Он сел за стол и уставился в папку с бумагами.
Глаза слипались от усталости. Ночь он провел на Сережиной даче: взял запасной ключ под цветочным горшком и пробрался в дом. В доме было холодно, но включать свет и топить печку Фролов не решился — соседи могли увидеть. Поэтому спал он в одежде, скрючившись и поджав под себя ноги, и просыпался через каждый час — все мерещились какие-то шорохи.
Думал, ничего хуже этой ночи уже не будет, но на работе ничуть не легче. На Фролова косились с удивлением — прежде он не позволял себе расхлябанности во внешнем виде. Ебелкин осторожно поинтересовался, все ли в порядке. Фролов отоврался тем, что сегодня поминки тестя. Ебелкин охнул и кивнул.
Все вокруг будто нарочно напоминало ему о семье. На запястье поблескивали часы, которые Ванька подарил Фролову два года назад на двадцать третье февраля. На столе под стеклом лежала фотография Лены.
Он зачем-то вспомнил слова жены. Настойчивый вопрос, повторяемый из раза в раз: зачем друг друга мучить. Подумать только:
Только Фролов не использовал Лену для удовлетворения своих прихотей. Позволил любить кого угодно — хоть Сеню, хоть черта лысого, лишь бы не на людях. Он дал жене то, в чем отчаянно нуждался сам, — свободу без осуждения. Да, без любви. Даже без большой дружбы. Однако такая свобода — все равно драгоценность, подарок, который для многих недостижим, а Лена получила его случайно и еще чем-то недовольна.
Лене легко рассуждать о том, что для нее хорошо, а что плохо — у нее есть альтернатива. Можно развестись с мужем и выйти замуж за любовника. Можно делать что угодно, был бы человек, который это с тобой разделит. А вот Фролову не из чего выбирать: на одной чаше весов несчастье, а на другой несчастье еще хуже. Если бы Лена хоть немного его знала, она бы это поняла.