Фролов с большим трудом сдержал порыв сказать Сереже пару ласковых.
— Володь, ну что такого может случиться, если ты не будешь никого искать? Разведешься — будем видеться чаще. Могли бы здесь, на даче, вместе жить. Электрички с раннего утра ходят, на них можно и на работу ездить. Будет дольше, чем на трамвае, но терпимо. А если боишься, что нас заметят, так скоро зима, а зимой в поселке вообще никого не бывает. Даже если нас увидят, тут всем плевать.
— Ты правда такой наивный или прикидываешься? Какое «вместе», бляха-муха?
— А что не так?
На мгновение Фролов даже потерял дар речи.
— Так, я кое-что скажу, а ты, пожалуйста, не обижайся. Там вокруг не райский сад.
— Где — там?
— Везде, Серег! И люди там не похожи на твою маму Розу. Как только я разведусь…
— Небо упадет на Землю?
Теряя терпение, Фролов уточнил:
— Да кем я, по-твоему, стану? Сейчас я хотя бы муж и отец.
— А со мной, выходит, ты отброс общества?
— Ну головой-то подумай! Хорошо, нам не повезло, родились ущербными. Но не понимаю, зачем это выпячивать, почему не вести себя по-тихому, как нормальные мужики…
— Ущербными? — эхом повторил Сережа.
Фролова охватило опасное чувство. С садомазохистским наслаждением он выговаривал то, что хотел сказать уже давно, но щадил Сережу, сглаживал углы. Теперь ожесточенный спор дал ему индульгенцию.
— А что, нет? Хочешь сказать, если бы у тебя был выбор, ты бы
У Сережи потемнело лицо. Он с усилием проговорил:
— Итак, я ущербный и ненормальный, и быть таким противно.
— Не перевирай. Я сказал по-другому.
— Молодец, Вова. Молодец… Теперь послушай еще раз. Не будет никакой другой жизни, где можно все повернуть иначе.
— И поэтому ты требуешь от меня геройства? Просишь, чтобы я все бросил?
— А теперь вот ты перевираешь. Я тебя ни о чем не просил и развода не требовал.
— Еще бы ты требовал. Не совсем же дурак!
— Вова, я просто предлагаю жить с тем раскладом, что у нас есть. Другого расклада не будет. Ты и только ты сам решаешь, как жить эту жизнь.
— Слова-то, конечно, красивые. Но ты скажи — что, что у нас есть? Вот эти встречи у черта на рогах? Пустые разговоры? Стайка таких же ненормальных друзей, в обществе которых можно прикинуться, что все в порядке? Или что еще — воображаемые миры? Будем жить весело и свободно, пока никто не видит! Себя-то слышишь?
— Хватит, — сказал Сережа. — Хватит.
Он уже побагровел. Лоб и щеки пошли пятнами. Сережа взял чашку с мускатом, выпил и сел на стул. Обхватил голову руками и посидел так с минуту. С этого ракурса Фролову были видны его шея и кудрявый затылок.
— Ты, оказывается, страшный человек, Вова. А что хуже всего, ты даже не понимаешь, насколько ты страшный… и почему… Мне иногда от тебя так жутко.
— Перестань, Серег. Не обижайся.
— Вот что, — сказал он после долгой паузы. — Если не хочешь жить вместе, то и не надо.
— Я не говорил, что не хочу. Просто надо быть реалистами.
Сережа усмехнулся и покачал головой.
— Ненавижу это все. Думаешь, ты такой первый? Как вы мне надоели. Реалисты, блин… Мир вокруг им мешает… в постели ничего не мешает, а как заикнешься о другом, так сразу все нельзя.
— Постель-то тоже нельзя.
— Что-то ты не вспоминал об этом раньше.
— Сереж. Это не я придумал. Вокруг народ, и этот народ дикий.
— Да? А ты сам, что ли, не дикий?
Вдруг он схватил Фролова за руку и притянул к себе. Фролов от неожиданности не удержал равновесия. Сережа укусил его за губу, метко и больно, а потом вдруг завозился рукой где-то у ремня.
— Ладно… сделаем, как хочешь…
— Ты чего?
— А почему нет? Ты ж за этим приезжаешь. Давай по-быстрому, пока там духовка… Потом к жене своей поедешь… Или кто там у тебя еще?
Его рука шустро и нагло делала что-то беззастенчивое, возвратно-поступательное. Фролов отшатнулся и отпихнул руку.
— Не бойся, — сказал Сережа. — Шторы задернем.
— Прекрати. — Фролов встал и, пятясь, оперся о кухонную тумбу.
— Что, теперь и это нельзя? Теперь ты опять порядочный?
— Приди в себя, пожалуйста, — попросил Фролов и вышел на крыльцо.
Он хотел уйти тихо, без сцен и красивых жестов — просто выйти подышать, чтобы не наговорить глупостей. Но без театральности все же не обошлось: Фролов забыл придержать дверь в сенях, и она громко хлопнула за его спиной. Потом он долго курил, ежась от холода и топчась на крыльце. Наконец, промерзнув до печенок, вернулся в дом. В сенях с ним случилась неприятность: засовывая сигареты в карман пальто, он случайно содрал со стены вешалку. Обернулся и увидел в дверном проеме Сережу. Тот глядел на него, скрестив на груди руки.
— Я поправлю, — буркнул Фролов. — Вроде был где-то здесь молоток…
— Оставь, пошли есть.
— Да я… я домой поеду. Наверное.
— Ты же голодный был. А следующая электричка через два с половиной часа.