Квартира 302

Уолтер полагал, что верно выбрал грешников – лучшим доказательством тому было то, что Святое Успение всё-таки свершилось. Он продолжил существование после той страшной ночи в тюремной камере, когда к нему стучались призраки его жертв. Даже сейчас, много лет спустя, когда он навидался и не такого, воспоминания той ночи вызывали в нём холодную дрожь. Эти глаза, вращающие белками, следящие через решетку. Эти вздрагивающие пальцы с облезлой кожей, разинутые рты, искривленные в страдании. Сначала они просто стояли, невзирая на отчаянные крики Уолтера о том, чтобы они исчезли. Потом Джим Стоун, «Красный Дьявол» с иссиня-бледной кожей, на которой виднелись трупные пятна, выступил вперёд и начал просачиваться в его камеру сквозь прутья решетки. Копы лишь смеялись, слушая вопли Уолтера – потом один из них серьёзно посоветовал ему заткнуться, если он не хочет провести ночь в карцере. Разумеется, он не перестал. Ближе к полуночи, окружённый разлагающимися телами, которые взирали на него и тянули руки, он принял решение. Настало время проверить, насколько правдивы были Священные Писания… Перед тем, как воткнуть ложку в шею, он блаженно улыбнулся пустым глазам, следящим за ним – он уходил от них. В тот момент Уолтер был совсем не против, если в результате действа он умер по-настоящему; настолько он был измучен. Но судьба решила иначе – когда он вновь открыл глаза, то бренные оковы плоти больше не сковывали его. И больше никто не мог ему помешать осуществить задуманное.

Далее Уолтер выбирал людей для ритуала более тщательно, как того требовало Писание. «Пустота», «Темнота», «Мрак» и «Отчаяние»… Самая тёмная часть ритуала, преисполненная страха и сомнений. Уолтер более-менее привык, что в своём мире он один с Дитём, но к концу второго круга ритуала он достаточно пробыл в одиночестве и успел всецело почувствовать, какое оно горькое на вкус. Бывали мгновения, когда он жалел о том, что сделал… о том, что ещё сделает. И хотя знал, что дороги обратно уже нет, иногда страстно хотелось исчезнуть. Бросить все эти миры с населяющими их чудищами, бросить призраков своих жертв, блуждающих по его катакомбам, бросить Дитя, хмуро висящее здесь, ожидая своего часа. Но он выдержал это испытание сомнениями – волей или неволей. Тем более что конец ритуала стремительно приближался: время, когда прошлое не будет иметь значения.

Две недели назад Преемник Мудрости впервые попал в его мир через пуповину, соединяющую его квартиру с миром подземки. Так началось Третье Знамение…

Уолтер услышал приближающиеся неровные шаги там, где широкая арка уходила в красный туман, окутавший весь мир. Дитя затихло на цепях, беззвучно разевая рот, и уставилось водянистыми глазами на арку. Свет, бьющий с потолка, стал ярче. Уолтер почувствовал, как внутри всё замерло – и весь мир, им порождённый, перестал дышать вместе с ним.

Он повернул голову к нему – к Преемнику Мудрости, который должен стать последним ключом, отпирающим наглухо заколоченный ящик Двадцати Одного Таинства. Человек, который возник под аркой, смотрел воспалёнными красными глазами на Дитя. На изорванной рубашке и в волосах засохла кровь. Уолтер поднял руку в приветственном жесте:

– Здравствуй, Генри.

2

Картина ужасала. Первые секунды Генри вообще ничего не видел, кроме освежеванного склизлого тельца, прикованного цепями к стене. Существо, в свою очередь, внимательно смотрело на него, роняя тягучую слюну изо рта. Словно пыталось загипнотизировать. Отчасти это ему удалось: Генри не заметил другую опасность в виде человека в синем плаще, который наблюдал за ним, пока тот не подал голос:

– Здравствуй, Генри.

Он вздрогнул и перевёл взгляд. Уолтер Салливан улыбался. Мирно и спокойно, словно встретил закадычного друга. С чего бы не улыбаться, раз всё идёт, как надо? Генри ощутил прилив злости, подобный взрыву. Он хотел что-то сказать убийце, но не нашёл достойных слов. Потом увидел нечто, пригвоздившее его к полу стальными гвоздями – девушку, которая стояла на возвышении на дальнем конце комнаты. Возвышение тянулось, как аллея, в центр арены и спускалось в кровавый пруд, где бешено вращалось нечто, напоминающее мясорубку.

Генри смотрел на Айлин. Её взгляд тоже был направлен на него, но она его не видела. Стоило раз посмотреть на остановившиеся глаза и странно спокойное выражение лица, чтобы понять это. Красные полосы под кожей шевелились, подобно ручейкам.

– Айлин?

Зов, сорвавшийся с губ, остался безответным. Генри сделал шаг, отказываясь верить в то, что происходит… в то, что произойдёт сейчас и здесь, на круглой арене, залитой белым светом.

Один миг, или минута, или час продолжалась эта немая сцена – измотанный человек, глядящий на девушку, мужчина в плаще, с улыбкой наблюдающий за обоими, и существо не из мира сего, бесформенным клубком застывшее у стены. Потом равновесие нарушилось отзвуками эха, донёсшегося из белого мира над крышей, где парил ярко-молочный свет.

– Мама? – умолял мальчик; струи света приносили слабеющий голос с собой. – Пожалуйста… мамочка, ну открой… впусти меня…