Голос звучал испуганно. Мужчина, казалось, не размыкал губ, но тем не менее голос звучал, на удивление приятный:
– Мисс Гелвин? Откройте. У меня к вам дело.
Дело. Айлин задумалась. Человек знал её по фамилии. Он казался вполне благообразным. На улице стоял считай что день, и стоило ей закричать, как сбежались бы все соседи. Опять же, у квартиры Брейнтри дежурят полицейские…
Даже если бы не было всего этого, она не сомневалась, что всё равно открыла бы дверь. Потому что чувствовала – вот оно; то, чего она ждала всё утро, всю неделю, пока слышала этот невозможный звук. Возможно, даже всю жизнь.
Она открыла дверь.
8
В это самое время на первом этаже Генри Таунсенд с остервенением раскидывал связки ключей, висящие на стенде в квартире 105. Здесь жил Фрэнк Сандерленд, управляющий, и у него были ключи от всех дверей. Другое дело, что ни Фрэнка, ни кого-либо другого в этом, «мясном» доме не было. Зато были ключи, были дурно пахнущие и шевелящиеся стены квартиры, и шкаф, из которого шёл такой отвратительный запах, что Генри обошёл её стороной за десять шагов.
По закону подлости, нужный ключ отыскался одним из последних. 204. 106. 301. 202. И наконец, 303.
Когда Генри, ободрённый успехом, выходил из квартиры управляющего, сверху донёсся женский крик.
Он опоздал.
Генри знал это уже в тот момент, когда вставлял ключ в замочную скважину. Под дверью были чьи-то грязные отпечатки подошв. За дверью по-прежнему была тишина, но немного другая… мёртвая.
Раздался щелчок. Дверь открылась, представив взору прихожую, пол которой был измазан в крови. Красные потёки на электрическом свете отливали приторной маслянистостью. Не желая верить, Генри сделал шаг вперёд. И увидел всё.
Она лежала навзничь на полу, лицом вниз. Жуткое видение – ему показалось, что всё тело Айлин представляет собой сплошной кровавый саван… но нет, слава Богу, это было лишь платье багрового цвета с открытым вырезом на спине. Раньше Генри это платье не видел.
Она силилась поднять голову, но лица её Генри не мог видеть – лишь затылок со слипшимися кровью чёрными волосами. И её спину, белую, с прочерченными алыми бороздами. Они образовывали надпись 20121.
Мальчик возвышался над девушкой, как судия и палач в едином лице, со своим ничего не выражающим лицом. Он смотрел на неё, и она тоже смотрела на него… во всяком, случае, старалась. Она поднимала голову навстречу этому маленькому чудовищу, тратя последние силы.
– Эй, малыш… ты всё ещё здесь… спасибо…
Прерывистые слова, прерывистое дыхание, прерывистая картина, которая грозит обвалиться кусками мозаики. Генри качнуло на месте. Горло сдавила судорога.
– Ты нашёл… свою маму? – спросила Айлин мальчика в отчаянной попытке улыбнуться. Тот не шевельнулся, хмуро изучая умирающую девушку. – Но всё равно… уходи отсюда…
Она закашлялась, голова стукнулась о пол.
– Здесь… опасно… скорее…
Кашель умолк, унося с собою дыхание. Она застыла в странной, невозможной позе – будто от кого-то убегая и в то же время всеми жилами тела стремясь к мальчику. Протянутые вперёд кисти разжались. Ногти были цвета крови.
Мальчик поднял взгляд, посмотрел на Генри. Торжество. Снова опоздал, большой парень? А я нет… За его спиной виднелся стол с опрокинутыми стаканчиками и сахарницей. Сахар рассыпался по полу, кое-где смешавшись с кровью.
Ты.
Генри сделал шаг вперёд. Он не знал, что намеревается делать – может, задушить этого демона в обличье невинности, может, поднять Айлин, унести её отсюда… пусть она не дышит, но всё равно унести… Но ноги подкосились, и он почувствовал отчаяние – никогда, нигде не получается сделать то, что нужно…
Он упал на колени, потом на четвереньки. Не мог иначе – комната заходила ходуном, пол накренялся в стороны вместе с мальчиком и Айлин. Генри глухо застонал, чувствуя, как мозг пожирает изнутри красный огонь.
10
Он пробудился с чувством излечения от долгой, изнурительной болезни, что раньше на пути были колючие кусты и шиповники, но теперь всё будет хорошо – и жар, и лихорадка позади. Ложь, как всегда. Но он продолжал лежать, не желая вспугнуть эту иллюзию умиротворения, и наблюдал за застывшими лопастями на потолке.
Сирена ревела за окном, постепенно растворяясь в гуле машин. Её звук покрывал шелест дождевых капель, бьющихся о стекло. Дождь шёл всю ночь и продолжал идти. Уже не благословенная прохлада и не те стеснительные капли, а унылый бесцветный поток, превращающий улицы в болотную топь. Впрочем, его это не касается. Его дело – лежать, просто лежать. Не лазить в дыры, не делать глупых попыток спасти людей от неизбежного.
Впрочем, нет. Он нахмурился. Что не так? Почему глаз сам собою цепляется за эти надоевшие до смерти серые лопасти? Вроде бы всё, как всегда…
Лопасти не двигались. Вентилятор прекратил работу.
Генри приподнялся на локтях. В чём дело? В его доме вырубили электричество для полного счастья?
Какая… разница?
Но он всё-таки встал и щелкнул тумблёром светильника. Свет не зажёгся. Отлично…