Квартира в Париже

Я отрываю взгляд от дворика. Еще раз смотрю на его квартиру. Неделю назад я вошла туда с помощью ключа, украденного из домика консьержки. Я ходила в тот домик еще маленькой девочкой, прокрадывалась туда, когда точно знала, что старуха убирается на одном из верхних этажей. Раньше это меня завораживало: он походил на сказочный домик в лесу. У нее на стенах висели эти таинственные фотографии, доказательство, что до того, как она приехала сюда, у нее действительно была другая жизнь, как бы не тяжело было в это поверить. На многих из них красивая молодая женщина: как принцесса из сказки.

Теперь, повзрослев, я, конечно, знаю, что в хижине нет ничего волшебного. Это просто крошечное, одинокое жилище бедной старой женщины; и это угнетает. Но я все равно хорошо помнила, где она хранила главный набор ключей. Разумеется, ей не разрешено пользоваться ими. Они на случай чрезвычайных ситуаций, скажем, если в одной из квартир произойдет потоп, пока мы будем в каком-нибудь отпуске. И у нее нет набора ключей от квартиры моих родителей: это запрещено.

Был ранний вечер, сумерки. Я ждала, следила за ним. Он – в одной рубашке, и было прохладно, так что я не рассчитывала, что он уйдет далеко. Может, пройдет всего несколько улиц, чтобы купить сигарет в tabac[90], и это даст мне достаточно времени, чтобы совершить задуманное.

Я сбежала вниз по единственной лестнице и вошла в квартиру на третьем этаже.

Под одеждой на мне было новое нижнее белье, то, что я купила с Камиллой. Я ощущала его гладкость. Чувствовала себя более храброй. Более смелой.

Я планировала ждать его возвращения. Хотела сделать ему сюрприз. Я была бы единственной хозяйкой положения.

Я столько раз наблюдала за ним из своей спальни. Но стоять в его квартире было совсем иначе, там я ощущала его присутствие. Чувствовала его запах под странным, затхлым, старушечьим душком этой квартиры. Я немного побродила вокруг, просто вдыхая его аромат. Все это время его кот преследовал меня, наблюдая. Как будто знал, что я замышляю что-то нехорошее.

Я открыла холодильник и порылась в шкафах. Посмотрела его записи, коллекцию книг. Вошла в спальню и легла на его кровать, которая все еще хранила следы его тела, и я ловила этот аромат на подушках. Я изучила туалетные принадлежности в его ванной, пооткрывала крышки. Брызнула его туалетной водой с ароматом лимона на рубашку и волосы. Открыла шкаф и зарылась лицом в его рубашки, но лучшие лежали в корзине для белья – те, которые он носил, те, которые пахли его кожей и потом. Лучше этого были только короткие волоски, которые я обнаружила вокруг раковины, где он брился и не успел все смыть. Я собрала пальцем несколько штук. И проглотила их.

Если бы я наблюдала за собой, то наверняка сказала бы, что выгляжу как человек, охваченный amour fou: одержимой, безумной любовью. Но amour fou, как правило, безответна. А я знала, что он чувствовал то же самое: это самое важное. Я просто хотела стать частью этого, этого мира, его мира. В моей голове крутились тысячи разговоров с ним. Я рассказала ему о своих братьях. Какой Ник, на самом деле, жалкий неудачник, живущий на папины деньги, и я, искренне не понимала, почему Бен с ним дружит. Как только я закончу школу, я уеду отсюда. Отправлюсь путешествовать по миру.

Мы могли бы отправиться вместе.

Я нашла на кухне стакан и налила себе немного «Рикара». Мне был отвратителен его лакричный вкус, но требовалось выпить для дела. Затем я сняла с себя одежду. Легла на его кровать: жду, как подарок, оставленный там на подушке. Но через некоторое время я почувствовала себя глупо. Может быть, действие «Рикара» закончилось. Я стала замерзать. Все оказывалось не так, как я придумала в своей голове. Я рассчитывала, что он вернется раньше.

Прошло полчаса. Как долго он там пробудет?

Я подошла к его столу. Хотела прочитать, что он писал так поздно ночью – строчил заметки, печатал на своем ноутбуке.

Нашла записную книжку. «Молескин»: точно такой же, какой я использую для рисования. Еще один признак того, что нам суждено быть вместе: родственные души, две половинки. Музыка, тексты. Мы были так похожи.

Это было то, что он говорил мне той ночью, когда мы сидели вместе в темном парке. И до этого, когда он дал мне пластинку. Изгои, но изгои, держащиеся вместе.

Книга была полна заметок о ресторанах. Маленькие каракули между надписями. Визитки ресторанов, спрятанные между страницами. Это меня приближало к нему. Его почерк: красивый, интеллигентный, немного… колючий. Именно так, как я себе и представляла. Изящный, как пальцы, которые коснулись моей руки в ту ночь в Олимпии. Я еще больше влюбилась в него, увидев его почерк.

А потом, на последней странице, была запись с моим именем. А после него вопросительный знак, вот так.

– Мими?

О боже. Он писал обо мне.