– Эти работы вызвали немалый интерес еще до открытия выставки. Меня уверяли, что картины этого художника будут пользоваться высоким спросом.
– И что вы ответили?
– Обещала с ним поговорить, а если захочет, пусть сам решает, сколько картин выставить и продать.
Лия схватила его за руку, мягко разгибая пальцы, стиснувшие пару табличек, и добавила:
– Выбор за вами. Открыться публике или остаться в тени. В любом случае осуждать не собираюсь.
Габриэль взглянул на их переплетенные пальцы и пробормотал себе под нос:
– «Пусть каждый день будет прожит не зря».
Потом решительно направился к полотнам, сменил обе таблички и вернулся к Лии, снова взяв ее за руку.
– Ну и как ощущения?
– Как при прыжке с парашютом.
Лия со смехом вскинула руку вместе с его.
– А меня с собой возьмете?
– Если хотите.
– А вы проверьте.
При взгляде на Лию у него перехватило дыхание. Интересно, какой поднимется переполох, если сейчас ее обнять и зацеловать до потери пульса…
– Извините. Вы Аурелия Леклер?
Глава 25
ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 10 ноября 2017 года
На Лию смотрел видный мужчина с глубоко посаженными карими глазами и с посеребренными сединой висками. Под строгим темно-серым костюмом виднелась бирюзовая рубашка с расстегнутым воротом, а в руках он держал рекламный проспект.
– Это я, – ответила она.
– Позвольте представиться. Лука Адлер из Женевы.
– Добро пожаловать, – ответила Лия, пожимая руку. – Чем могу помочь?
– Даже не знаю, – он потупился, наморщив лоб. – Можно спросить, откуда у вас этот кулон?
Лия машинально нащупала на шее согретый телом эмалевый кулончик, а Габриэль приобнял ее за плечи и без особой враждебности, но с явно различимыми стальными нотками в голосе спросил:
– А можно спросить, почему вас так заинтересовали украшения мисс Леклер?
– Я уже видел, – объяснил Адлер. – Такой кулон.
– Это подарок от grand mère, – озадаченно ответила Лия.
– Той самой бабушки, которую звали Эстель Алар? – Он помахал буклетом.
– Да.
– Ну и ну… – казалось, он никак не может собраться с мыслями.
– Могу я помочь чем-то еще?
– Наверное, мы можем помочь вам. – Он протянул буклет. – Моя мама смотрела новости и увидела сюжет об этой выставке, о связанной с ней истории и фотографии картин. Три из них она узнала.
Лия с замиранием сердца переглянулась с Габриэлем.
– Габриэль Сеймур, – протянул руку тот. – Занимаюсь реставрацией картин и организацией выставки по поручению мисс Леклер.
– Очень приятно, – пожал руку Адлер.
– Можно спросить, какие три картины узнала ваша мать?
– Дега. Не сочтите за бред, но эти картины когда-то давно могли принадлежать ей.
– Потрясающе, – сдержанно заметил Габриэль. – А вы можете чем-то подтвердить такое смелое заявление?
– Пожалуй, да. Но думаю, – он снова взглянул на кулон Лии, – вам лучше об этом узнать из первых рук. Мама тоже здесь, – добавил он. – И я буду очень признателен, если вы с ней поговорите.
– Ну конечно, – ответила Лия, только теперь заметив, что до боли стиснула руку Габриэля, и постаралась хоть немного расслабиться.
Адлер проводил их в дальний конец галереи к нарисованной сцене, где балерины застыли в грациозных па. Рядом толпились люди, вытягивая шеи, чтобы получше рассмотреть полотна, а среди них застыла одинокая фигура пожилой женщины, не отрывавшей взгляда от танцовщиц.
На ней было неброское длинное платье цвета бордо, ее седые волосы были зачесаны назад и собраны таким же узлом, как у танцовщиц, которыми она любовалась. Одной рукой она опиралась на полированную черную трость, а другой прижимала к груди небольшой сверток каких-то документов.
– Мама, – тихо окликнул Адлер, – это Аурелия Леклер и Габриэль Сеймур. Мисс Леклер, мистер Сеймур, это моя мать, доктор Алина Адлер.
Кареглазая женщина с проницательным взглядом обернулась, смотря Лии прямо в глаза, но тут же обратила внимание на кулон, совсем как ее сын.
Она ахнула и, слегка пошатнувшись, оперлась на него. Рука с документами безвольно повисла, и тут уже Лии пришлось вздрогнуть при виде точной копии бабушкиного подарка в вырезе платья женщины. Почувствовав на талии руку Габриэля, она горячо поблагодарила его про себя и с трудом выдавила:
– Откуда у вас… этот кулон?
– Подарили еще в раннем детстве, – ответила Алина. – Во время войны из Франции пришлось бежать, с собой много не возьмешь, но его я оставить не могла.
– Сколько вам тогда было? – спросил Габриэль.
– Лет шесть или семь. Как добиралась, почти не помню, какие-то обрывки, да и те, надо признаться, почти всю жизнь старалась забыть.
– Вы бежали вместе с семьей? – продолжала расспрашивать Лия, пытаясь понять, что происходит.
– Нет. Все родные… пропали. Я осталась совсем одна. Бежала из Франции с такими же детьми. Помню темноту, холод, голод и страх. Такого ужаса ребенку не забыть никогда, – добавила она, перехватывая набалдашник трости.
– Ее со многими другими детьми приютили в Швейцарии, – пояснил Лука. – Дед с бабушкой удочерили, и еще тетю.
– Я еврейка, – сообщила Алина. – Из тех, кому крупно повезло.
– Расскажите про картины, – мягко попросил Габриэль.
Алина протянула руку со свертком, и только теперь Лия разглядела конверт.
– Что это?