Налево, в дальнем углу стояли три веника разных размеров и пыльный ящик с инструментами. Над ними из стены выходили толстые витые провода, судя по блестящим шляпкам гвоздей, тоже проложенные недавно. Они тянулись вверх по стене, потом по потолку и исчезали в противоположном углу около лампочки. Эстель нахмурилась. Зачем в императорском люксе нужен почти пустой, не считая нескольких банок и веников, чулан, если не для унижения придворных шлюх?
Она повернулась, желтое платье выскользнуло из рук, прежде чем она его успела поймать, и упало к ногам, подняв облачко пыли, которое тут же подхватило сквозняком и унесло в щель под дальней стеной. Эстель скинула туфли и в три шага пересекла чулан. Почувствовав сквозняк, щекочущий голые ноги, она внезапно поняла, что это значит. Сзади оказалась не стена, а дверь. По правде говоря, она бы не догадалась, если бы не закончила похожую перестройку в собственной квартире. Надо же, ирония судьбы.
Пробежавшись пальцами по периметру стены, через несколько секунд она обнаружила защелку, а еще через несколько мгновений смогла ее открыть. На хорошо смазанных петлях задняя стена бесшумно отворилась вовнутрь. За ней оказалась узкая деревянная лестница, скрывающаяся в темноте внизу.
Эстель знала, что в ее распоряжении несколько минут, прежде чем немец задумается, почему она задерживается. Нужно их использовать. Без лишних раздумий она двинулась вниз по ступенькам. «Небось еще один тайник для награбленных произведений искусства, – думала она, проводя руками по неровной штукатурке. – Или место хранения самых ценных сокровищ Парижа. Или темница для слишком любопытных самозванок, прикидывающихся шлюхами».
Внизу воздух стал прохладнее, очевидно, она спустилась на уровень подвалов «Рица». Свет сверху сюда почти не доходил, уступая место теням.
Так же, как и наверху, сильно пахло свежеструганными досками с добавлением масляного металлического запаха машин. Кто-то совсем недавно здесь работал, хотя сейчас перед глазами была лишь непроглядная тьма. Подняв руку, она без особого труда нащупала такой же шнурок, как и в чулане. Немцы, однако, на редкость предсказуемы.
Она потянула за шнурок, и помещение озарилось ярким светом.
Оно оказалось гораздо просторней чулана наверху, почти как спальня у нее дома. Во всю его длину тянулся новый тяжелый стол, на дальнем краю которого стоял аппарат, похожий на огромную пишущую машинку.
Рядом с ним, ближе к середине, было пусто, не считая мотка кабелей возле стены. На ближнем к Эстель краю ровными рядами лежали по порядку рулоны бумажной ленты, обычная бумага в пачках, коробки с перьями и чернилами, а рядом с ящиком инструментов сгрудились небольшие жестянки, скорее всего с маслом. К столу были придвинуты четыре деревянных стула, приготовленные, наверное, для телеграфистов.
Нет, это вовсе не тайник для награбленных сокровищ. Скорее что-то вроде радиоузла. Уже замеченный ею в чулане наверху пучок витых проводов тянулся по стене и скрывался где-то позади стола. Эстель раньше не приходилось видеть телетайп, но она догадалась, что механизм, похожий на пишущую машинку, это он и есть. Простаивает без дела в ожидании хитроумной шифровальной машины, о которой говорил Майер, правда, сейчас ничто не подсказывало, как она может выглядеть.
Справа стоял картотечный шкаф. Эстель тихонько подошла к нему и подергала за ручку верхнего ящика. Заперто. Как и два других. A пытаться их открыть нет времени.
Она внимательно оглядела комнату, запоминая обстановку, и выключила свет. Уже крадучись босиком наверх, услышала стук в дверь.
– Мадемуазель, вас все устраивает? – послышался приглушенный ехидный голос адъютанта.
Она захлопнула потайную дверь с неожиданно громким щелчком.
– Мадемуазель?
Эстель нарочно сбросила с полки пару банок, подняв оглушительный грохот.
– Эта каморка меня совершенно не устраивает, – рявкнула она во весь голос, рывком стягивая платье. – Настоящая помойка!
Отложив его в сторонку, она подняла с пола желтое платье и торопливо натянула его через голову, слушая хохот немца за дверью.
Платье оказалось в самый раз – прелестный фасон, роскошный материал, а желтый цвет, она знала, ей к лицу. Одним словом, мерзость от и до.
– Мадемуазель? – снова забарабанили в дверь.
Забрав свое платье и наспех сунув ноги в туфли, она схватила сумочку с полки и открыла дверь.
– Отвратительный чулан, – пожаловалась она. – Даже зеркала нет.
– Шлюхам не нужны зеркала, – ухмыльнулся Гессе.
– Я не шлюха, – постаралась изобразить праведный гнев она.
– Все вы шлюхи, – ответил он по-немецки. – Полный город распущенных баб.
– А полковник Майер не освободился? – скрестив руки на груди, резко осведомилась она.
– Скоро освободится.
– Тогда будьте так любезны ему передать, что я буду ждать в баре, – собрав всю свою заносчивость, велела она.
Оставаться было просто невыносимо. Хотелось удрать подальше от этих апартаментов. Собраться с мыслями и внятно, четко изложить полученную информацию для передачи в Лондон.
Если Лондон еще цел.