Квартира в Париже

– И можете доложить рейхсмаршалу, я в таком восторге от его подарка, что просто нет слов, – продолжила Эстель.

– Обязательно, – скорчил кислую мину адъютант.

– А еще передайте, я надеюсь в самом скором времени отплатить за его щедрость.

* * *

Полковник Майер так и не смог проводить Эстель домой. Только передал свои искренние извинения вместе со свертком деликатесов из ресторана и автомобилем с шофером. Ехать в большой черной машине среди жалких останков некогда бурлящего весельем города было сущей пыткой. От шумных компаний вечерних гуляк остались одни воспоминания, из опустевших, притихших бульваров и проспектов словно высосали всю жизнь. Дома, когда-то словно манящие заглянуть на огонек, теперь стояли запертыми со ставнями на окнах, усиливая гнетущее ощущение заброшенного покинутого города. Сидя в автомобиле, мягко несущемся сквозь удушающую тьму, Эстель почувствовала себя словно погребенной заживо.

Едва «Ситроен» остановился, она уже выскочила вон и с огромным облегчением прошмыгнула домой, превозмогая невероятную усталость. Каждая секунда, проведенная в паутине рейха, откладывалась на сердце непосильной ношей. Добравшись до лестницы и опершись на едва различимые в сумраке перила, она поспешила к своей квартире. Подойдя к двери, на ощупь отперла замок и тихонько прикрыла ее за собой, словно эта деревянная преграда могла оградить от невзгод. Ступив всего шаг в темноте квартиры, она почувствовала, как по шее побежали мурашки, и замерла на месте. Что-то ее насторожило…

И тут чья-то ладонь зажала ей рот.

– Тихо, Алар, – раздался над ухом хриплый шепот. – Это я.

– Жером?

Эстель завертела головой, высвобождая губы и ощущая спиной крепкое теплое тело и твердую руку на поясе. Даже мелькнула шальная мысль просто прильнуть к этой надежной опоре, зажмуриться и забыть обо всех творящихся кругом ужасах. Идея и в самом деле безумная, ведь сколько ни притворяйся, этот кошмар все равно не кончится. Она отстранилась и перевела дух, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

– Merde[5], – Эстель повернулась к стоящему позади человеку, силясь различить его лицо. – Как ты сюда попал?

– У тебя запасной ключ спрятан за косяком. Повезло, что никто чужой не нашел, – с упреком объяснил он, и поделом ей.

– Больше не повторится.

– Уж постарайся.

– Давно пришел?

– Да еще засветло.

– У тебя все в порядке? Или что-то случилось? – шепотом спросила Эстель.

– Нет, все нормально.

Она провела рукой по волосам.

– Напугал меня до смерти.

– Прости, – не особо убедительно отозвался он.

– Ты хоть представляешь, что с тобой сделают, если попадешься во время комендантского часа?

При мысли о том, что Жерома могут пристрелить или повесить на первом попавшемся столбе, живот свело судорогой.

– Прекрасно представляю, – холодно отрезал он. – Своими глазами видел. А ты, похоже, нашла способ избежать подобной участи.

– Что-что?

– Несколько минут назад я видел из окна, как ты вышла из машины. Не ожидал, что фашисты тебе выделили личного шофера.

– Я была в «Рице», – начала Эстель, как бы оправдываясь. – А потом мне предложили помочь добраться домой, вот я и согласилась, потому что иначе было бы опасно.

– Могла бы остаться на ночь. Там тебе наверняка были бы рады.

Нахмурясь от такой грубости, Эстель отстранилась от него и на ощупь обошла письменный стол, куда бросила сверток. Оставив сумочку и палантин на диване, направилась к окнам проверить, плотно ли задернуты шторы, а потом включила маленькую настольную лампу и вдруг спросила:

– Жером, зачем ты пришел?

Врач словно окаменел.

Неприметно одетый, с непокрытой головой, так что густые волосы, заметно отросшие с последней их встречи, падали на лоб. А он похудел, осунулся, скулы заострились. В обычно добром взгляде его карамельно-карих глаз теперь сквозило осуждение.

– Зашел проведать, а то Вивьен беспокоится, вдруг что стряслось. Обмолвилась, что вы давно не виделись.

– Просто нечего было передавать, – объяснила Эстель. – Зато сегодня я…

– Ну и хоромы у тебя, – перебил он.

– Что?

– Столько народу осталось ни с чем, а ты тут в роскоши купаешься, цела и невредима.

– Я же с детства тут живу. Считай, одна, только няньки, компаньонки да гувернантки меняются, которых родители нанимали меня воспитывать.

Она осеклась, поняв, как это прозвучало словно из уст избалованной наследницы знатного рода, которой она зарекалась стать. Жером прав – жить в такой роскоши большое везение.

– Извини. Я не это хотела сказать.

Жером наконец сдвинулся с места и подошел к небольшому журнальному столику рядом с диваном. Взял номер журнала «Сигнал» и принялся внимательно разглядывать.

– Надо же, ты и подписку продлеваешь, – не глядя на нее, холодно процедил он.

Потом бросил журнал и взял черно-белый снимок в рамке, с которого глядел немецкий офицер в форме Первой мировой.

– Родственник?

Эстель опешила. Да как он мог подумать, что она…

– Хотя какая разница, – не дожидаясь ответа, добавил он и небрежно поставил снимок обратно.

Тот зашатался и упал лицом вниз. Жером не стал его поднимать, а подошел к камину, глядя на висевшую над ним картину.

– Эта картина символизирует предательство?