Летчик закрыл глаза и кивнул. Эстель ловко сняла с него пиджак. Нащупав в кармане документы, достала их и поднесла к свету.
Надо признать, сработаны на славу. Фальшивки по ту сторону бельгийской границы стряпает настоящий мастер. Голубоглазому дали имя Жана-Филипа Броссуа, уроженца Брюгге. И снимок на сей раз сделан в Бельгии, как положено, не чета той липе, которой снабжают своих летчиков ВВС союзники. Нацистов нынче провести не так-то просто.
– Откуда вы? – спросила она, откладывая в сторону документы и пиджак.
– Из Новой Шотландии, в Канаде.
Эстель осторожно вытянула из-под ремня подол рубашки и нахмурилась: весь в крови, и штанина тоже.
Задрав рубашку повыше, она обнаружила неумелую перевязку полосой ткани, обернутой вокруг бедер, уже насквозь пропитавшейся кровью на боку. Эстель расстегнула пояс брюк и сдвинула повязку в сторону.
– Боже.
– Что, совсем худо? – вскинулся было летчик, но она прижала его к постели, все еще хмурясь. О чем только Жером думает? Такая глубокая рана, кое-как заштопанная словно ребенком, местами швы разошлись, и открылось кровотечение. Вся штанина пропиталась кровью, и только благодаря темному цвету это не сильно бросалось в глаза. Скорее всего, повреждено несколько крупных сосудов, отходящих от паховой артерии. Без настоящего хирурга тут не обойтись.
– Просто кошмар.
– Видели бы вы самолет, – попытался отшутиться он.
– К путешествию вы не готовы. Отсюда до испанской границы добираться еще труднее.
И опять она удивилась, что же там случилось, из-за чего Жером все-таки решился на поездку с раненым пилотом. В последнее время они с Жеромом почти не виделись из-за его постоянных переездов из Франции в Бельгию и обратно, лишь изредка пересекались взглядом, как сегодня у вокзала. Каких-то объяснений ожидать, скорее всего, не стоит, но надо хотя бы передать своим, что ее новый постоялец еще долго будет не в состоянии двинуться дальше. Если вообще выживет.
Конечно, Эстель могла профессионально оказать первую помощь, но тут совсем тяжелый случай. Если такую рану не обработать как следует… неизбежно заражение или даже гангрена, если он еще раньше не истечет кровью.
– Вам что-нибудь объяснили перед посадкой на поезд до Парижа?
Он поморщился.
– Говорили, только я мало что понял, кажется, оставаться в Брюсселе стало опасно, и пришлось срочно оттуда выбираться. – Он взглянул на нее. – Сможете справиться?
– Сомневаюсь.
Она схватила чистое полотенце со стола, свернула прямоугольником и приложила к ране.
– Прижмите. Сильнее.
– На вас вся надежда, – взмолился он, хватаясь свободной рукой за край кровати. – Пожалуйста.
Эстель приняла решение и нырнула в дверь.
– Скоро вернусь. Потерпите.
– Куда вы?
Она остановилась.
– Не утруждайтесь. Ответа все равно не дождетесь. Где я и когда вернусь, вам знать незачем. Зато выдать не сможете. Так безопаснее. Ждите.
Эстель сбросила шляпку на постель, вышла из спальни и подошла к первому окну гостиной, чтобы выставить на подоконник герань в горшке. Ярко-красные цветы хорошо видны снизу, и по ним Жером поймет, что летчик в надежном укрытии.
Оттуда она вышла на лестничную площадку и постучалась в квартиру напротив.
Через несколько секунд дверь открыла прекрасная брюнетка, ее подруга, с не менее красивой темноволосой девочкой, прячущейся за подолом.
Эстель вошла в квартиру, закрыла за собой дверь и улыбнулась:
– Доброе утро, Рашель. – Потом склонилась к малышке: – И тебе, Авива, доброе утро.
Пятилетняя Авива Уайлер повисла у нее на шее, визжа от восторга:
– Элли! Ты пришла меня поздравить с днем рождения?
Так девочка ее называла с тех самых пор, как научилась говорить.
– С днем рождения? – притворно удивилась Эстель. – Разве он сегодня?
– У нас с тетей Рашель в один день, завтра, – серьезно заявила Авива.
– Да, твоя тетя что-то говорила, – задумчиво постучала по подбородку Эстель.
– А сегодня мы торт печем. Тетя Рашель достала все, что нужно, даже пару яиц. Как будет готов, обязательно попробуешь.
– Какая ты добрая девочка. С удовольствием попробую. – Она заговорщически понизила голос: – Знаешь, я даже подарок тебе припасла.
– Собаку? – вытаращилась малышка. – Тетя Рашель обещала завести собаку, когда я подрасту. А завтра я как раз стану старше.
Рашель грустно улыбнулась у Авивы за спиной. Девочка любила всех животных, но собак просто обожала.
– Нет, не собаку, – ответила Эстель. – Согласна, шесть лет – это очень много, но лучше еще годика два-три подождать.
– Вот и тетя Рашель так говорит.
– Тетя у тебя большая умница. Только не знает, что я тебе подарю.
– Балетные туфельки? Когда вырасту, хочу стать балериной, даже без собаки. Как тети на картинах, – заявила Авива и серьезно добавила: – Жалко, что их больше нет.
– На картинах? – Эстель вопросительно посмотрела на Рашель.
– Раньше в коридоре висели работы Дега, – шепнула подруга.
– А-а, – вспомнила Эстель о картинах в тайнике за гардеробной. – Нет, не угадала, не туфельки.
– Ну, если балериной не получится, тогда стану доктором, как Саба, – буднично заключила Авива. – Но буду лечить людей под танцевальную музыку.