Квартира в Париже

– Из тебя выйдет замечательный врач, – рассмеялась Эстель. – Да и балерина не хуже. – И тихо добавила: – Знаешь, а попробуй-ка и то и другое, только подрасти немножко.

У Авивы загорелись глаза.

– Точно. Попробую. – Она хлопнула крохотными ладошками. – Ой, ты же так и не сказала, что мне подаришь.

– И не скажу. – Эстель изобразила, будто запирает рот на замок.

Авива взглянула на Рашель и сияя обернулась к Эстель.

– Значит, завтра сюрприз будет для всех.

– Точно, – Эстель поцеловала ее в лоб. – У меня уже все готово. Когда уснешь, я его передам твоей тете, а утром он будет тебя ждать.

Авива улыбнулась.

– Ну-ка беги, скорей надевай фартучек, – велела Рашель племяннице. – И займемся тортиком.

Проводив взглядом ускакавшую на кухню Авиву, она обернулась к Эстель.

– Ты просто не представляешь, как ее осчастливила.

– У нее и так почти все детство украли. Еще не хватало день рождения испортить. Подарок вечером занесу.

– Все-таки подаришь свою скрипку?

– Да, – твердо ответила Эстель.

– Это слишком. Она еще ребенок.

– Ничего не слишком. Я с пяти лет заниматься начала. Если честно, мне самой этот подарок важнее, чем ей. Скорей бы ее поучить.

– А вдруг Ханне не понравится…

– Какая разница, что ей нравится! – перебила Эстель.

– Она же мать как-никак, – поморщилась Рашель.

– Которая живет с вами под одной крышей, а на дочь ноль внимания, сбагрила вам с отцом, и все дела.

– Эстель…

– Ладно. Давай узнаем, что скажет, если ее дочь станет учиться играть на скрипке. Где она?

– Спит.

– Опять?

Рашель отвела глаза.

– Да.

Эстель потерла виски, устыдившись своей резкости.

– Зря я так накинулась. Жалко ее.

– Да уж. Только Авиву еще больше, считай, без матери осталась. Бесит просто, а потом совесть мучает, что не могу сдержаться, а потом злюсь, что сама себя виню. – Рашель откинула челку. – Понимаю, Ханна мужа потеряла, но я-то тоже без брата осталась. И ты.

Эстель стиснула ее руку.

– Зато у меня есть вы с Авивой. И Серж. Остается только ценить, что имеешь.

Рашель кивнула и оглянулась на Эстель.

– Кстати, о том, что имеем: ты хоть еды себе побольше оставляй, не надо нам столько отдавать…

– Прекрати. Вам и так, считай, ничего купить нельзя. Еще не хватало смотреть, как вы с голоду пухнете.

– Но яйца? Сахар? Даже представить страшно, как ты их раздобыла.

– Вот и не спрашивай.

Рашель нахмурилась.

– Вчера опять там была? – нахмурилась Рашель.

– Да.

– Шпионишь.

Слово прозвучало как обвинение.

– Ну хватит, даже не начинай.

– Эстель, а вдруг поймают?

– Тогда вам достанется моя квартира. Картины как раз уже там.

– Нашла о чем шутить.

– Рашель, нынче вообще не до шуток. Но нельзя же сидеть сложа руки.

– Ну и много полезного ты у поддатых фашистов узнала? – не унималась Рашель.

– «Никогда не угадаешь, какая капля переполнит чашу». Так говорит Жером.

Рашель нахмурилась.

– И ради каких-то капель жизнью рисковать? А если убьют…

– А если мы до конца этой проклятой войны с голоду все передохнем? – Эстель убрала руку. – Пока я там бываю, хотя бы на кухне могу кое-чем поживиться, и не какими-то крохами.

Добытые продукты очень пригодились не только семейству Уайлеров, но и постояльцам самой Эстель.

Рашель обеспокоенно нахмурилась.

– Ой, может, хватит уже…

– Конечно. Вот только война закончится.

– Поезжай на юг, – посоветовала Рашель. – Или к родителям. Они еще в Португалии?

– Да, – фыркнула Эстель. – От их поверенного даже письмо опять пришло. Уведомляет, что во Франции они не появятся, пока не пройдут эти… как же он выразился… а, вот, смутные времена, – закончила она, стараясь скрыть горечь и до сих пор удивляясь, почему полное безразличие родителей особенно ранит именно в такие моменты.

– Ну все равно, родня как-никак, – буркнула Рашель.

– Куда там. Просто сторонние наблюдатели, и чем дальше, тем больше. Вот вы – другое дело.

– Эстель, но я же не могу тебя переправить в Португалию. Или еще куда, где безопаснее.

– Рашель, сейчас меня волнует не собственная безопасность, а ваша. Вы уже столько натерпелись, а дальше будет только хуже. Слухи недобрые ходят, что польских евреев высылают туда, откуда никто не возвращался.

– Помню, ты говорила. Даже не знаю, с чего ты это взяла, правда или нет, но то в Польше, а не в Париже.

– Пока. Боюсь, рано или поздно и сюда…

– Эстель, – порывисто обняла ее Рашель и прошептала: – В конце концов все образуется. Заживем по-прежнему. Нельзя терять надежду, иначе просто ложись да помирай.

Эстель кивнула и отстранилась.

– У меня к тебе просьба, – осторожно сказала она.

– Говори.

– Мне нужно поговорить с твоим отцом.

– Что с тобой? Заболела? – всполошилась Рашель.

– Да что мне сделается, – ничуть не кривя душой, успокоила Эстель.

Она терпеть не могла что-то скрывать от той, кого любила как родную сестру, но, как она уже сказала летчику: «Зато выдать не сможете».

Рашель смерила подругу пристальным взглядом и схватила за руку.

– Приходи завтра днем на торт.

– Не бойся, не пропущу ни за что на свете.

Рашель скрылась на кухне, и через мгновение появился Серж Уайлер, седеющий импозантный господин в круглых очках, которого Эстель обожала за спокойный добрый нрав.