Не дожидаясь ответа, она захлопнула потайную дверь, сдвинула одежду на место и закрыла шкаф.
Из коридора доносились гулкие крики, и теперь среди них послышался голос Рашель. На улице стоял гомон множества голосов, перемежающихся плачем детей. Эстель на ватных ногах добралась до окна в гостиной и увидела, как отряд французских полицейских гонит по улице разрозненную толпу, в основном женщин, детей и стариков.
Многие с небольшими чемоданчиками в руках. Возле автобуса, стоящего в конце улицы, тоже виднелись полицейские, заталкивающие людей внутрь. От этой картины к горлу Эстель подкатила тошнота.
Она бросилась через всю квартиру к двери, распахнула ее настежь и чуть не налетела на дюжего полицейского в черном мундире и конфедератке, мрачной тенью нависавшего над площадкой, нетерпеливо постукивая по ладони дубинкой. Он обернулся на шум и уставился ей в лицо.
– В чем дело? – требовательно спросила она. – Что происходит?
– Забираем евреев, – ответил тот, окинув ее наряд плотоядным взглядом. – Их переселяют.
Она плотнее запахнула халат, косясь на широко распахнутую дверь Рашель.
– Куда?
– Вам-то какая разница? Идите домой. Это вас не касается.
– Они же мои соседи.
Ее семья.
– Они евреи, – злобно отрезал он. – Не суйте нос куда не следует, если не хотите попасть под арест.
И для пущей убедительности хрястнул дубинкой по косяку.
– А ну живо!
Из соседней квартиры появилась Рашель с опухшей рассеченной губой.
– А где ребенок? – спросил идущий за ней полицейский, сверяясь с каким-то длинным списком на планшете.
– Умер, – ответила Рашель. – Две недели назад. От лихорадки. Лекарств-то нет.
– В квартире детская кроватка и вещи, – сообщил второй полицейский.
– Да у меня руки не поднимаются их убрать, – зашипела на него Рашель.
Стоящий на площадке снова врезал дубинкой по косяку, да так громко, что Эстель вздрогнула.
– Не хами, – рявкнул он. – А то отправишься на тот свет к своему ребенку!
В дверях появился Серж, обливаясь кровью из длинной глубокой раны на виске. Алая струйка стекала по щеке и разбивалась каплями о коврик на пороге квартиры. Очков на нем не было, зато в одной руке он нес медицинский саквояж, а другой обнимал за плечо Ханну, безучастно глядящую под ноги, словно не понимая, что происходит. Заметив ошарашенный взгляд Эстель, Серж слегка качнул головой, предупреждая, чтобы она не вмешивалась.
Она застыла, переполненная ужасом и отчаянием от собственной беспомощности.
– Ну разве так можно! Вы такой же француз, как и они. Они ведь ни в чем не виноваты! – воскликнула она.
Удар обрушился совершенно неожиданно, и ее отбросило к стене. Щека словно онемела, уши заложило от звона.
– Достаточно того, что они появились на свет, – рявкнул полицейский. – И с ними у нас ничего общего. Убирайтесь!
Он толкнул Эстель в квартиру, и она упала, ударившись головой о мощенный плиткой пол.
У нее потемнело в глазах, и все куда-то поплыло.
– Эту квартиру тоже обыскать! – словно издалека донесся рев полицейского.
Мимо протопали чьи-то сапоги. Она попыталась подняться, но перед глазами замельтешил все сгущающийся рой черных мошек.
– Здесь больше никого, – доложил чей-то голос, и вдруг наступила тишина.
Эстель не помнила, сколько провалялась на полу, пытаясь отдышаться и прийти в себя – то ли секунды, то ли часы. Наконец удалось кое-как подняться на четвереньки, потом встать. Добравшись до выхода на площадку, она обнаружила лишь зловещую тишину, окутавшую все здание, которую нарушал только приглушенный рев моторов где-то вдали.
Эстель с трудом спустилась по лестнице, борясь с головокружением и накатывающей тошнотой, и увидела скрючившегося на ступеньках первого этажа пожилого консьержа, в отчаянии уставившегося в пол.
Он поднял глаза на проходящую мимо Эстель.
– Я не знал, что они придут, – начал он дрожащим голосом. – Я не знал. Не знал.
Эстель выскочила из подъезда на улицу и попала в вонючее облако выхлопных газов. Семьи Рашель уже и след простыл. На опустевшей улице остались валяться лишь забытые сумки и узелки.
Двое полицейских рылись в чужих пожитках словно стервятники, прикарманивая мелкие предметы и отшвыривая в стороны крупные. Эстель заметила под ногами одинокую брошенную куклу. Наверху кто-то загремел ставнями, как будто ими можно было отгородиться от творящегося кругом ужаса, которому не было видно ни конца ни края.
Из груди так и рвался крик: «Воры, ублюдки!» Хотелось их обозвать трусливыми прихвостнями, но она юркнула обратно в подъезд, стараясь сдержать клокочущие глубоко в груди рыдания.
«Сейчас ничего не сделаешь», – убеждала она себя, хватаясь за перила и пересиливая пульсирующую боль в голове, пока взбиралась по лестнице.
Надо взять себя в руки и выяснить, куда отправили Рашель и Сержа с Ханной. Действовать расчетливо и хитро, чтобы не привлечь лишнего внимания, потому что Авиве и летчику оно сейчас совсем ни к чему.