Квартира в Париже

Они тем же путем вернулись к машине и вошли в Милбрук через ничем не примечательную боковую дверь. Оказавшись в прохладном помещении, Габриэль помедлил, пока глаза не привыкли к сумеркам после яркого солнца. Эту часть дома служащие называли хозяйскими апартаментами – полдюжины по-современному обставленных комнат, где обитал дедушка и останавливалась погостить родня.

Остальным помещениям – вестибюлю, бальным залам, библиотеке, комнатам для гостей, музыкальному салону, небольшим гостиным – было скрупулезно возвращено былое великолепие эпохи регентства для привлечения кинорежиссеров и любителей свадеб в сказочном антураже.

Отреставрировали даже часть старинных кухонь, а другие тем временем переоборудовали по последнему слову техники, обеспечив достойные условия для обслуживания мероприятий.

Габриэль с Лией оказались в небольшой скромной кухне среди современных шкафов, мраморных столешниц и оборудования из нержавейки. Он было направился к узкой двери в дальнем конце, но тут же замер от восторженного возгласа за спиной.

– Габриэль! – с широкой улыбкой воскликнула объявившаяся на пороге женщина. – Как здорово, что ты приехал! Что-то давненько не заглядывал.

– Знаю, – согласился Габриэль, обнимая и вдыхая знакомый запах ванили, который всегда напоминал ему о ней.

– И к тому же не один.

Она отстранилась и одарила Лию лучезарной улыбкой.

– Абигайль, познакомьтесь, это Аурелия Леклер, моя клиентка, – представил он, – она мне… помогает в кое-каких исследованиях.

– Просто Лия, – протянула руку та, подходя ближе.

– А это Абигайль Денворт, – добавил Габриэль. – На ней весь Милбрук держится с самого 1972 года, и только благодаря ей Сеймуры до сих пор не тронулись умом.

– Экономка я, – засмеялась Абигайль и, не обращая внимания на протянутую руку, заключила Лию в радушные объятия.

– Она член семьи, – поправил Габриэль.

Абигайль отпустила Лию и пригладила каштановые с сильной проседью волосы.

– Если хочешь повидаться с дедушкой, он в читальне, – озорно подмигнула она. – Уже гадает, какой новой книжкой порадуешь на сей раз.

Габриэль улыбнулся. Эта традиция сложилась уже давно.

– В этот раз будет кое-что другое. Старые фотографии.

– Надо же! И что за фотографии?

– Довоенные снимки его сестры.

«И военные», – подумал он, но говорить не стал.

– Ему должно понравиться, – Абигайль сцепила руки перед собой.

– Уильям с сестрой очень дружили. Как говаривала моя матушка: «Не разлей вода». Она часто рассказывала о Софи.

– Абигайль унаследовала должность экономки Милбрука от матери, – пояснил Габриэль.

– Можно взглянуть на фотографии? – спросила Абигайль. – Обожаю частицы истории этого дома.

– Ну конечно.

Лия вытащила из рюкзака папку и протянула Абигайль одну из фотографий в защитном конверте.

Абигайль достала из кармана свитера очки и водрузила на нос.

– Да, точно Софи, – пробормотала она. – Ну прямо кинозвезда. Никогда таких снимков не видела. У дедушки сохранились только детские и те, что сделаны перед ее отъездом в Польшу. Надо же, как они к вам попали?

Лия вопросительно посмотрела на Габриэля, и тот кивнул.

– Думаю, имя Эстель Алар вам ни о чем не говорит?

– Нет, – ответила Абигайль. – А кто это?

– Моя бабушка, – ответила Лия. – Когда она умерла, я обнаружила эту фотографию в ее парижской квартире.

Экономка наморщила лоб.

– Боже мой, как тесен мир! Они, наверное, дружили? – Она задумчиво побарабанила пальцем по снимку. – Мне кажется, Софи училась в Париже.

– Да, – подтвердил Габриэль. – В 1933-м и 1934-м.

Разглядев в углу на обороте фотографии поблекшую дату, Абигайль нахмурилась:

– Погодите. Здесь написано «1942». Но это какая-то ошибка. Ведь Софи погибла раньше, при бомбардировке Варшавы.

– Я уже начинаю сомневаться, – поморщился Габриэль, – в том, что она погибла в Варшаве.

– Думаешь, она жива?

Экономка так резко вскинула голову, что очки сползли на кончик носа.

– Нет, вряд ли. Хотя сейчас что-то утверждать нельзя, не хватает доказательств.

– Боже! Как… удивительно, – Абигайль сняла очки и вернула Лии фотографию. – Так ты приехал, чтобы спросить об этом деда?

– Да. В этом странном деле еще замешано… несколько картин, которые мы хотим вернуть законным владельцам. Отец ничего сказать не мог ни о картинах, ни о фотографиях. Вот я и подумал: вдруг дедушка что-нибудь вспомнит.

Экономка покачала головой.

– О тех временах он вспоминать не любит. Ни о войне, ни о том, что тогда творилось.

– Знаю, но вдруг передумает.

– Ты поосторожнее. Уж не знаю, что ты затеял и что значат эти фотографии, только Уильям уже не молод, и сердце у него слабое, а из-за сестры так разволнуется, что и до беды недалеко, – предупредила Абигайль. – Мама рассказывала, как нелегко ему пришлось. Сначала лагеря военнопленных, потом потеря родителей, но он еще как-то держался. А вот пропажа сестры его совсем подкосила.

Габриэль поправил сумку на плече.

– Жалко, что у твоей матушки уже ничего не узнать.