Квартира за выездом

Мишку ей подарила бабушка на третий в её маленькой жизни день рождения, и имя ему придумала – Мишунь. В животе у мишки была пищалка, и если его наклонить вниз лобастой башкой, он отзывался: «Оо-о?» И тогда можно было спрашивать. Мишунь отвечал, интонация «оо-о» каждый раз менялась, и девочке всерьёз казалось, что она его понимает. Нина рассказывала медвежонку обо всём, что случилось за день, и жаловалась на противных девчонок из садика, которые дразнили Нину за её акцент. Акцент, кстати, ей тоже «подарила» бабушка, и мама отвела Нину в детский сад, «там говорить научится нормально». Нина научилась – нормально, но акцент остался, едва уловимый, и в компании она всегда старалась помалкивать. Мишунь за акцент не дразнился, был главным поверенным Нининых тайн, бесценным советчиком и верным другом.

Мишунь единственный, кто её не бросил. Нина ничего от него не скрывала, рассказала даже о Витькином предательстве, шепча в плюшевое мягкое ухо горькие слова и всхлипывая от обиды. И открытки ему читала: «Нина поздравляю тебя с Новым годом, желаю крепкого здоровья и большого человеческого счастья. Витя».

Мишунь понимал Витьку, наверное, как мужчина мужчину, а Нина не понимала. Зачем надо желать здоровья здоровому человеку? И что такое человеческое счастье? Разве у людей бывает другое счастье? Собачье, что ли? И почему Витька ничего не пишет о себе? Может, нельзя, может, это военная тайна?

Медвежонок знал обо всём и обо всех, знал даже больше, чем сама Нина. Смотрел коричневыми пуговками глаз, в которых светилось понимание, молчал и вздыхал. Нина была уверена, что если бы Мишунь умел, то непременно бы – вздыхал. Как вздыхала она сама, в сотый раз перечитывая Витькины скупые открытки без запятых, пестрящие грамматическими ошибками: «Нина поздравляю тебя с междунаронным женским днём Восьмое марта. Желаю тебе счастя и чтобы сбылись все твои мечты».

Мечта у Нины была одна – чтобы к ней вернулся Витька. Нина ждала его четыре года, потом перестала ждать, но ожидание жило где-то глубоко внутри. Об этом знали только двое: Нина и Мишунь.

– Девка с ума сходит, в комнате закроется и шепчет, шепчет… Молится будто. А с кем говорит, сама не знает, одна ведь в комнате! – докладывала Рае Кристиана.

– Шепчет, говоришь? А ты, значит, под дверью торчишь, слушаешь, – беззлобно откликалась Рая.

Часть 2. Заговорщики

9. Хитросплетения

Нельзя никому верить – мамины слова она поняла слишком поздно. И больше никому не верила, закрылась в иллюзорном пространстве, в книжном светлом мире, существующем для неё одной. В этот мир никто не проникнет, а она никогда не сможет из него выйти. Нина пробовала – выйти. И всякий раз сталкивалась с подлостью, мерзостью, непониманием – лицом к лицу, одна, без поддержки. И поняв, что проиграет, уходила обратно, оглядываясь с тоской – на мир, в котором для неё не нашлось места. Столкновение с реальностью причиняло боль, а она не умела противостоять несправедливости, не могла защититься от лжи.

Или просто не умела отличить правду от лжи? Поверила Витьке, которого она – вот же дура! – так долго ждала и, наверное, любила. Поверила бабушке Зине и дяде Кире, с их приторной добротой, билетами в Большой театр и пирогами (рецепт теста Зинаида Леонидовна так и не дала, написала на бумажке несусветное: стакан мёда, стакан водки, пачка дрожжей, пачка муки. Нина прочитала и удивилась. Бред, явный бред, а она ещё и поблагодарила, дура).

Поверила Максиму, появившемуся в её жизни в минуты отчаяния и страха перед папиной роднёй. А ему, жившему в общежитской обшарпанной комнатёнке со старой мебелью, нужна была москвичка с квартирой или хотя бы с комнатой. Нина вполне подходила. И квартира подходила. Максим ни разу не переступил черту, вёл себя с ней как влюблённый мальчик. А на ночь, наверное, приводил к себе женщин, с которыми можно всё. Нина ему нужна для дела, он никогда не совмещал одно с другим: многофункциональные агрегаты ломаются быстрее. Как микроволновая печь с конвекцией, которую он купил два года назад. Конвекция полетела через год. Выводы Максим сделал правильные: работу отделял от развлечений, дела отделял любви, а пользу от удовольствия. Нина была – делом.

А она-то ждала, когда Максим скажет ей: «Милая… я хочу тебя, жить не могу без тебя!» И тогда она сбросит оковы бабушкиных и маминых наставлений, станет такой как все, и жить будет как все. Но Максим ничего такого не говорил, таскался за Ниной как привязанный и делал вид, что ему нравится кататься на каруселях и поедать мороженое… Делал вид! А она не понимала, вот только сейчас поняла.

Она поверила в «родственный обмен» – решила, что мама делает это для её, Нининого, спокойствия. А маме просто хотелось от неё отделаться и уехать в новую жизнь, в которой Нина ей не нужна. Родственный обмен был для этого идеальным способом, просто идеальным! Тем более что в папину (а теперь уже в бабушки Зинину) квартиру Нина наотрез отказывалась даже звонить, не говоря уже о том, чтобы там жить.