Квартира за выездом

Мужики мялись в прихожей. С шести пар ботинок натекли на паркет грязные лужицы, и Нина запоздало подумала, что не взяла половую тряпку. Чем теперь пол вытирать? Паркет было жалко – красивый, совсем не такой, какой был у них с мамой. Нина не сообщила ей о переезде, напишет позже, когда устроится. А может, не напишет. Ей ни от кого не надо милостыни. А тряпку всё же надо было взять.

– Ну так, значит, это самое… Значит, довольна, хозяйка? Мебеля занесли аккуратно, ни вмятины, ни царапины, и поставили где велено, где душа желает…

Не уйдут, пока не получат «на лапу», поняла Нина. Им ведь не объяснишь, что денег почти не осталось, а столько всего надо покупать… Холодильник (старый сломался перед самым переездом). Посуду (коробку с тарелками, чашками и бокалами всё-таки уронили, прощально звякнуло стекло, и у Нины на миг остановилось сердце: бабушкины бокалы! Парень, который нёс коробку, поскользнулся на раскисшем снегу, и винить его было не в чем).

Что ещё? Светильник в коридор (с трёхметрового потолка свисал на длинном проводе чёрный пустой патрон, а лампочку кто-то вывернул и унёс). Вешалку в прихожую. А ещё торшер, о котором она мечтала с самого детства. Торшер был у Зверевых, Нине он казался необыкновенно красивым: на золотом стебле распускались три стеклянных цветка, наклонив головки в разные стороны. Стекло было зелёноватого оттенка: вердепомовое, как сказала Анна Феоктистовна. И добавила с гордостью: «Чешское стекло». Шестилетняя Нина не поняла, зачем покупать стекло в Чехословакии (с 1993 г. Чехия), если плафоны продаются напротив их дома, в магазине электротоваров.

Из воспоминаний её выдернул голос бригадира – того самого шофёра, который чуть не задавил панну Крисю. Впрочем, слова относились не к ней.

– Ша, ребята. Строимся в колонну по одному и организованной толпой выходим нах, – пошутил бригадир грузчиков. И добавил уже на лестнице: – Что рожами-то приуныли? Откуда у девчонки деньги? Ей мебель покупать, привезли-то рухлядь… Тарелки мы ей раскубенили, тоже покупать надо. Полы циклевать надо, половицы гнилые, чёрные… А вы магарыч с неё ждёте, совести не имеете. Вы лицо её видели? Она ж не знает, с какого конца начинать. И с переездом не помог никто.

Бригадир не знал, что тёмный паркет в коридоре Нининой квартиры, показавшийся ему грязным от натёкшей с шести пар ботинок воды и отсутствия света, был на самом деле эксклюзивным и назывался «состаренный дуб».

Оставшись одна, Нина села на венский стул, с которого ей нечем было стереть пыль (все тряпки остались на старой квартире, ну кто при переезде берёт с собой тряпки?), и долго гладила рукой дубовую столешницу (порода мербау, красный дуб). Внутри разрасталась пустота. Никого не волновала её судьба. Даже маму, которой она написала, что их дом расселяют.

О том, что она получила ордер и ездила смотреть квартиру, она не написала. И про увольнение не написала. Расскажет, когда приедет мама, и вместе они что-нибудь придумают. Письмо Нина запечатала в конверт с маркой «авиа», чтобы быстрее дошло. Авиа-конверт стоил дороже обычного, зато письмо летело в Марнеули самолётом, а не тряслось в почтовом вагоне неделю, а то и две.

От Натэлы пришла телеграмма: «Поздравляю зпт крепко целую зпт желаю счастья тчк мама».

Нина в десятый раз перечитывала шесть коротких слов. Наверное, маме не хватило денег, иначе она написала бы больше. Написала бы, когда сможет приехать. Не написала. Не приедет.

А может, всё не так? Нина получит квартиру, сообщит маме свой новый адрес, и она приедет на новоселье. Может быть, даже вдвоём с Тамазом. Надо срочно купить диван или софу, должны же они где-то спать, не на полу же? А на что она купит? На что будет жить? Деньги таяли как снег в апреле…

Словно в ответ на её мысли из Марнеули пришёл солидный денежный перевод. Хватит на пружинный диван-книжку, и ещё останется… Хватит себя обманывать и придумывать то, чего нет. Никто к ней не приедет, от неё откупились деньгами. Нине стало стыдно, будто она выпросила эти деньги.

Диван («мамин подарок» она купила шикарный, истратив на него всю сумму перевода) вальяжно расположился вдоль стены, горделиво попирая наборный паркет лакированными ножками. «Не очень-то задавайся» – сказала ему Нина. Расплатилась с грузчиками, а когда те ушли, обнаружила в углу большую коробку, туго обмотанную клейкой лентой. Выглянула в окно – слава богу, ещё не уехали, а то самой пришлось бы везти её обратно в магазин! – и крикнула в форточку:

– Подождите! Не уезжайте! Вы коробку оставили, это не моя!

– А что там? – отозвались грузчики.

– Не знаю, я сейчас посмотрю. Вы только не уезжайте…

Ножницами разрезала ленту, осторожно отогнула картон, стараясь не повредить, не надорвать. Рука нащупала что-то мягкое, бархатно-нежное. Подушка!

– Там подушки! Много!

Дверь открылась (Нина забыла её запереть) и на пороге возникла добродушно улыбающаяся физиономия.