– Нин, посиди за меня, я чайку попью. Ладненько? Ко мне не вставайте, открытие вкладов в четвёртом окне!
– Дерябина, тебе завтра на Дмитровку, в 616-й филиал, за тобой шестнадцать часов отработки, не забудь. Ты небось думала профилонить?
– Завтра в другой филиал, послезавтра в свою смену, а в субботу на учёбу. Наталия Михайловна! Это же четыре дня подряд! А нельзя кого-нибудь другого послать?
– А ты у нас всезнайка, учиться тебе не надо, пусть другие учатся. Сказала в два, значит, в два. Списки от всех филиалов поданы уже, не перепишешь, – меняла тон заведующая. – от нашего филиала одну тебя посылаю. Другая бы поблагодарила, а ты отказываешься.
– Спасибо, Наталия Михайловна…
Заведующая добре́ла лицом и садилась за свой стол с сознанием исполненного долга. Очередь нетерпеливо перетаптывалась и возмущалась:
– Девушка, может, хватит уже разговаривать? Мы, между прочим, ждём.
– Я с заведующей говорила, вы же слышали.
– Нет, вы посмотрите на неё! Ещё и огрызается. С заведующей поговорите после, а сейчас займитесь работой.
– Дерябина, что там у тебя опять? Девочки, разгрузите четвёртое окно, там опять затор.
Заведующей бесполезно объяснять, что сегодня седьмое число, выдача пенсий и полно народу, а Жмакова пьёт в подсобке чай, а её работу делает Нина… Мать Леночки Жмаковой работает директором магазина «Одежда», заведующая одевается только у неё, к услугам Наталии Михайловны лучшие товары. Поэтому Леночкиных отлучек заведующая старательно не замечает, а могла бы вытурить её из подсобки и посадить на выдачу.
Отражение в зеркале безмятежно улыбнулось: 616-й филиал недалеко от её дома, шесть остановок на троллейбусе. Это гораздо ближе Нининого 1114-го филиала, до которого приходится добираться на метро с двумя пересадками. Так может, перейти? Нина согласна даже сесть на приём коммунальных платежей. Работа спокойная, отвечаешь только за себя, никого не подменяешь… Решено, завтра она поговорит с той заведующей.
– Никогда не принимай решений на эмоциях, – сказало зеркало маминым голосом. – Ты устала. Ложись спать, поздно уже, а у тебя завтра полная смена, и послезавтра тоже. А в 616-й переходи, только не на коммуналку, а на кассу. Тебя возьмут. У них кассир в декрет ушла.
* * *
О своих беседах с зеркалом Нина никому не рассказывала, а гадание называла собачьей чепухой. «Чушь собачья» – поправляла её Таня, и тут же спохватывалась:
– Не говори о том, чего не знаешь.
– Да это не я, это ты говоришь, – со смехом возражала Нина.
После Таниного ухода веселье кончалось, комнату наполняли тени, подступали ближе, шептали о страшном. Нина торопливо гасила свечи и включала верхний свет.
Изольда из зеркала над Ниниными страхами смеялась:
– Чепуха, конечно. Танька тебе голову морочит, а ты ей веришь. Вот дурочка! Это ж просто святочные забавы! Зимние вечера длинные, телевизоров в ту пору не было, вот девушки и развлекались, выдумывали всякое. Кольцо судьбу покажет, а сбудется она или нет, не скажет. Тень помаячит и исчезнет, и думай тут – правду показала или обманула. Бояться не этого надо. Другого.
– А другое… оно есть?
– Есть. С ним шутить опасно, и смеяться над ним нельзя, как вы с подружкой твоей… Подружка-то уйдёт, а ты останешься – с теми, кого позвала. Узнаешь о чём тебе неведомо, жалеть станешь, а забыть не сможешь.
– Расскажите! Я не стану жалеть, обещаю!
Нина вцепилась в подлокотники кресла, почти веря в то, о чём говорила Изольда. Изольда изо льда, красивое имя, прозрачное как лёд и красивое как Изола Белла (остров на озере Лаго-Маджоре в Италии Нина видела в кино, буквальный перевод «красивый остров»). Если бы у неё была дочь, назвала бы Изольдой, Изолой.
Проснулась она от заглянувшего в комнату рассвета: забыла вчера задёрнуть шторы. И долго стояла под душем, смывая ночной кошмар. Времени на косы не оставалось, Нина стянула волосы в «конский хвост» шнурком от кроссовки: заколка потерялась при переезде, или Нина её куда-то сунула. Вечером поищет, а сейчас некогда.
Девчата из её смены развлекались весь день:
– Нин, это что у тебя? Художественное плетение?
– Нет, просто шнурок.
– В художественном салоне покупала? – не отставали девчата, которым Нина проговорилась, что рисует акварели, просто так, для себя, сосед-художник научил. Ох, не надо было рассказывать, никто за язык не тянул…
Нина не поняла, шутят они или говорят серьёзно. И честно ответила:
– Шнурок от ботинка. От кроссовки. А что?
– Да нет, ничего, – прыснули девчата. – А резинкой от трусов не пробовала завязывать? Тоже красиво. Главное, оригинально.
– Нин, чего надулась-то, мы же пошутили.