Квазимодо

Ладно. Кто-то выпал, а кто-то остался. Оставшихся делят на группы и дают какое-нибудь задание — например, поставить шатер, тоже на время. Тут уже смотрят, как ты с другими людьми можешь сработаться. Вот ты бы, пес, судя по твоей реакции на Оскара, через этот этап бы не прошел. Да… Затем выдают пустые мешки и приказывают наполнить песком и выстроить из них стену во-он там, метрах в ста. Конечно, на время — кто быстрее. Мешки получаются тяжелые, килограммов по тридцать. Ухватиться не за что, неудобно… в общем, не сахар работенка, мягко говоря.

Бегают так ребята с мешками с полчасика, глаза уже на лбы лезут. Наконец сержант им говорит, что, мол, молодцы они, стенки построили образцовые, и что, мол, это испытание пройдено ими с честью необыкновенной. Так что давайте-ка, ребятки, вытряхните песок из всех мешков, да не в кучу, а разравняв по территории, а мешочки, мол, сложите на место. Все, конечно, счастливы до ужаса, что с мешками этими гадскими закончили, вытряхивают песок, разравнивают, строятся. «Так, — говорит сержант. — Переходим к следующему этапу. Видите вон те мешки?..» И все начинается по новой, пес, в точности, как было до этого, с той лишь разницей, что песок приходится собирать по всей территории.

Потом песок снова вытряхивают, но если ты думаешь, что на этом все заканчивается, то нет, фига с два. Сержант опять возвращает их к тем же самым мешкам, и так раз за разом. Только каждый раз ребят остается все меньше и меньше, вот и все. Потому что кому интересно терпеть такие каторжные издевательства? И главное — за что? И вот, когда больше половины уже отсеялось и осталось всего-навсего человек сто пятьдесят самых крепких, им устраивают бег с носилками. Носилки, понятно, груженые — теми же мешками с песком. Бежать — наперегонки. Солнышко к тому времени уже высоко стоит, голову печет, пот глаза заливает, короче, Чиф, это тебе не носом в угол лежать и на Илана дуться. Как с сосиской-то? Еще не хочешь? Уверен? Экий ты крепкий орешек… Ну тогда слушай дальше.

А дальше, приятель, собирают тех, кто выжил, поздравляют, ведут на обед и кормят до отвала. А накормив, укладывают в тенечке на травку и ведут всякие усыпляющие беседы, короче, создают полное впечатление, что гибуш закончен. Но в том-то и загвоздка, что ни черта он не закончен! Все уже в полной расслабухе, чуть ли не похрапывают, как вдруг: встать!!. построиться!!. бегом марш!!. стой!.. ложись!.. Ложись-то ложись, но уже не на спину, а на живот, и не на травку, а в пыль и на камушки, и не просто ложись, а ползи… А куда «ползи», ты уже, наверное, и сам догадываешься… да-да, пес, к тем самым мешкам и ползи, и делай там все то же самое, что и раньше, только на этот раз — ползком и на полное брюхо. Так что тут уже, действительно, остаются только самые-самые…

И только потом уже, Чиф, обрати внимание, только потом допускают лицезреть какое-нибудь собачье высочество: запирают одного в маленьком таком загончике с собакой, которую видишь впервые в жизни, и дают ровно десять минут на то, чтобы познакомиться и уговорить ее выполнить пару-тройку команд. Так я и повстречался с твоим новым другом Оскаром. Я ему, кстати, тоже не сразу понравился. Видишь? — Вот здесь… да нет, куда ты носом своим лезешь?.. вот здесь… это он меня тогда цапнул, сукин сын. Сейчас трудно поверить, правда? Да ты кушай сосиску-то, не стесняйся… ну вот и молодец.

И за Оскара ты на меня не обижайся. Мы с ним знаешь, сколько вместе прошли? Тебе, брат, и не снилось. Еще в Ливане дороги проверяли, в засадах в холодные ночи друг об дружку грелись. Сколько он солдатских жизней спас — не сосчитать. Если б не он, я бы уже давно из армии ушел. Я ведь что — его жду. Ему уже седьмой год идет, вот-вот на пенсию уходить. Вот мы с ним вместе и дембельнемся… возьму его домой, на заслуженный отдых… эх… А тебе еще трубить и трубить, Чифуля, ты еще молодой… молодой, необученный… Ну что, отошел чуток? Ну и хорошо. Гулять-то пойдем?

И они пошли гулять, как ни в чем не бывало, только все-таки что-то в Чифе изменилось с того самого дня, что-то ушло безвозвратно. Детство закончилось? Скорее всего, так. Просто жизнь перестала быть игрой, какой была раньше. Жизнь стала работой, вот и все. Работой интересной, это правда… но — работой. Ну и ладно. В конце концов, если разобраться, когда-то ведь и взрослеть надо, не век ведь в кутенках бегать, правда? Тут ведь какое дело: собака без работы так до конца жизни бестолковым щенком и остается. Ни тебе самоуважения, ни тебе авторитета. Чего хорошего в такой собаке? Разве что экстерьер, а так… тьфу!.. игрушка плюшевая, а не собака.

Илан