Квазимодо

«Чиф, лапушка, — сказал Илан. — Ты перезжаешь на новое место. Там у тебя будет сосед. Его зовут Оскар, и он мой очень большой друг. Как и ты. Вы оба — мои самые большие друзья, так что вы просто обязаны подружиться и между собой. Ладно? Я очень рассчитываю на твое согласие. С Оскаром я уже поговорил. Характер у него, правда, нелегкий, не то что у тебя… но авось как-нибудь утрясется…»

Илан вздохнул и взял Чифа на поводок.

Новая клетка была отделена от соседней не дощатой стенкой, как обычно, а решеткой, так что Чиф сразу увидел своего будущего соседа — огромного, матерого и крайне недружелюбного пса. Это и был Оскар. В его взгляде отчетливо читалось обещание разорвать Чифа на мелкие клочки при первой же возможности, а оскаленные клыки демонстрировали наличие полного набора подходящих для этой цели инструментов. Чиф подумал и решил не пугаться; в конце концов, между ними была решетка, а кроме того, он твердо знал, что щенков убивать не полагается… хотя, он, вроде как уже и не щенок… что ж тогда будет?.. «Ладно, — сказал он сам себе, стараясь не раздражать страшного соседа чересчур прямым взглядом. — В крайнем случае, сделаю ноги. Бегать-то я наверняка умею не хуже этого волкодава.»

Но самое неприятное открытие заключалось в том, что Илан, как выяснялось, вовсе не принадлежал Чифу целиком и полностью. Достаточно было увидеть, каким взглядом смотрит на него Оскар, как радостно двигает хвостом, как встает на задние ноги и улыбается при одном его приближении… Да и сам Илан тоже… оказывается, не один только Чиф получает эту ласковую трепку загривка, этот шутливый щелчок по носу, это замечательное почесывание за ушами. Короче, происходила самая настоящая катастрофа. Мир, еще вчера такой надежный и радостный, вдруг обернулся неисчерпаемой юдолью печалей.

Он отказался от ужина. Он всю ночь пролежал без сна, отчаянно надеясь, что произошла какая-то ошибка, что вот сейчас, в эту минуту, он услышит шаги Илана, который пришел забрать его назад, в прежнюю счастливую жизнь, туда, где нету других собак, а есть только они вдвоем — Илан и он, Чиф. Ночь прошла, а утро принесло новый удар. Приехавший на велосипеде Илан, миновав Чифа, сразу направился к клетке Оскара. Чиф оторопело смотрел, как они отправляются на утреннюю пробежку, как счастливый соперник, весело взбрыкивая, скачет за велосипедом — скачет вместо него, Чифа! Можно ли было представить себе что-либо более ужасное? Чиф лег носом в дальний угол, закрыл глаза и решил лежать так до самой смерти, искренне надеясь, что ждать придется недолго.

Илан вернулся, запер Оскара, вошел к Чифу и положил перед его носом сосиску. Пес даже не шевельнулся. Илан посмотрел в его скорбные глаза, вздохнул, сел рядом на пол и начал говорить, тихо поглаживая Чифа по голове. Сначала он сказал ему, что они все-таки находятся в армии, где старших положено уважать, так что Оскар, само собой, будет все получать раньше Чифа, и прогулку в том числе. Он сказал, что скоро, когда Чиф и Оскар друг к другу привыкнут, они все будут делать вместе и что у Оскара есть много чему поучиться, вот увидишь, пес, тебе будет жуть как интересно… если вы, конечно, раньше не передеретесь… В общем, все будет хорошо, честное слово, так что вставай, лохматый, и поехали на пробежку.

Но пес продолжал лежать без движения, и тогда Илан сказал, что в армии поначалу всем тяжело, вот ты, наверное, думаешь, мне легко было, а? Черта с два… Ты слышал когда-нибудь, что такое «гибу?ш»? Нет ведь? А и в самом деле, откуда тебе знать… Ты ведь, как и положено породистой бельгийской овчарке, попал сюда без всякого отбора, тебе тут от самых ворот только «добро пожаловать» говорили. А с людьми, псина, это не так. Сюда попасть хотят каждый год человек четыреста, а берут только сорок. Остальных триста шестьдесят отсеивают. Как, спрашиваешь, отсеивают? О! Вот это-то и называется гибуш.

Для начала выстраивают всех вон на том плацу и приказывают за двенадцать секунд добежать и выстроиться вон у того белого камня. А расстояние до того камня, чтоб ты знал, ровно сто пять метров, так что время это нереальное. Понятное дело, никто не успевает. Сержанта это очень расстраивает. Ну, говорит, коли вы умудрились не успеть, дам я вам, пожалуй, возможность повторить. Исключительно из моего доброго к вам отношения. И продолжает давать им такую возможность еще раз двадцать, пока они уже задыхаться не начинают. Тут он их останавливает и выражает глубокое разочарование ихней ужасающей физподготовкой. Вам, говорит, слабакам, тут все равно ничего не светит, вы на этом гибуше умрете во цвете лет, так не лучше ли прямо сейчас отказаться, без всех этих мучений? Если кто хочет немедленно отправиться домой, то милости прошу. Чтоб ты знал, Чиф, этот же вопрос они задают еще раз тридцать в течение дня и всегда находится кто-нибудь, кто выходит из строя. Вернее, выпадает на исходе сил и моральной мотивации.