Квинтет из Бергамо

— Он перед тобой, сын мой. Что-то не припомню, чтобы нам случалось прежде встречаться.

— Я только сегодня утром приехал в Бергамо... и у меня есть к вам рекомендательное письмо от синьора Бенджамино Тринко.

— От дона Бенджамино? В таком случае пройдемте в ризницу, сын мой.

Они прошли через всю церковь и оказались в скромной обители дона Джованни. Ромео был очень доволен этим обстоятельством, ибо его заранее мучили угрызения совести при мысли, что придется лгать святому отцу прямо под взглядами Иисуса Христа, Пресвятой Девы, Святого Духа и всех святых, статуи которых, казалось, с укоризной наблюдали за ним из всех углов церкви Санта Мария Маджоре.

Затворив дверь ризницы, дон Джованни усадил гостя, протер очки и прочитал записку от почтеннейшего Бенджамино Тринко. Потом сложил письмо и спрятал его в карман сутаны.

— Итак, синьор профессор, вы желали бы поселиться в нашем старом Бергамо, как я понимаю, чтобы быть поближе к своим памятникам, не так ли?

— Вы угадали, святой отец.

— Я знаю несколько благочестивых семейств, — проговорил священник, приветливо улыбаясь, — где по моей просьбе вас могли бы приютить.

— Был бы вам за это чрезвычайно признателен, святой отец.

— Но я подчеркиваю, благочестивых семейств... Надеюсь, вы меня понимаете?

— Признаться, не совсем.

— Я не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов, а ваше общественное положение послужит надежной гарантией для самых разборчивых хозяев, но мне бы хотелось быть уверенным, что вы добрый католик...

— Вы сомневаетесь, что я добрый католик? Я?.. Да что вы, святой отец! Дон Джанфранко, настоятель моей приходской церкви Сан Доменико Маджоре, даже считал, что я слишком благочестив!

— Это как же понимать?

— В детстве я вбил себе в голову, что сравнюсь в благочестии с самыми праведными святыми.

— Что ж, похвальное рвение, сын мой.

— Я заставлял себя терпеть такие лишения, что чуть не заболел рахитом.

— Даже так?

— Даже так, святой отец! Поклонение Пресвятой Деве превратилось у меня в какое-то наваждение. У нас в квартале даже поговаривали, что на меня непременно снизойдет какое-нибудь Божье откровение! Но увы!.. Тут вмешалась медицина, и мне пришлось отказаться от своего неумеренного аскетизма...

Падре взглядом знатока оглядел кругленькую фигуру полицейского.

— Надо понимать, вы не долго сопротивлялись?

— А что мне еще оставалось делать? Но я никогда не переставал посещать церковь. Ведь именно там я и встретил свою будущую супругу.

— Что вы сказали? — подпрыгнул дон Джованни.

— Ее крестили в тот самый день, когда я готовился там к первому причастию.

— Ах, вот оно что... Ну что ж, синьор профессор, не вижу никаких причин отказать вам в помощи. Обратитесь от моего имени к синьоре Анджеле Ветралла, она вдова, характер у нее, скажем прямо, непростой, но это очень достойная особа, живет она на виа Сан Лоренцо, в доме № 218. Если там ничего не получится, думаю, вы можете зайти на вьяле делла Мура, там, и доме № 98, живет семейство Гольфолина. А если и там не получится, вернетесь ко мне.

Когда Тарчинини уже прощался с любезным священником, тот с едва скрытой иронией пробормотал:

— Хотелось бы надеяться, синьор профессор, что, находясь среди нас, вы проявите хоть немного былого рвения, которое некогда отличало вас в церкви Сан Доменико Маджоре.

Уже выйдя на пьяццу Веккья, несколько пристыженный Ромео подумал: неужели ему придется каждое утро ходить к мессе?

Виа Сан Лоренцо, узкая и оживленная, вела от пьяццы Веккья к одним из ворот старого города. Жилище вдовы Ветралла веронец отыскал без всякого труда. Это был старый дом, похоже, принадлежавший уважаемым в городе людям — если судить по архитектурным орнаментам, хоть и тронутым временем, но удачно оживлявшим фасад. Ромео поднял украшавший дверь бронзовый молоточек и дважды постучал. В какой-то безграничной пустоте прокатилось долгое эхо. Выждав пару минут, Тарчинини уж было снова взялся за молоточек, но тут дверь перед ним раскрылась, и на пороге возникла женщина лет шестидесяти с выцветшими волосами, недоверчивым взглядом, одетая в старомодное платье из черного крепа, отделанное пожелтевшими от времени кружевами, и сухо поинтересовалась:

— Что вам угодно?

— Я от дона Джованни Фано.

Явно успокоившись, она впустила незваного гостя в голый коридор с облупившимися стенами, где голос как-то гулко резонировал, создавая неуловимо мрачное ощущение.

— Я профессор Неаполитанского университета.

— Ну и что?

— Дон Джованни полагает, что, возможно, вы согласитесь, чтобы я у вас поселился.

— Но я живу одна, синьор! — возмутилась она.

— Я думал… в общем, дон Джованни сказал... иначе я, конечно, никогда бы не решился вас потревожить...

— Не понимаю я дона Джованни! Он отлично знает, что я принимаю только женщин! Что скажут люди, если узнают, что в моем доме живет мужчина, и вдобавок к тому неаполитанец!

— Похоже, синьора, вы не очень-то жалуете моих земляков?

— Всем известно, что в Неаполе сплошь одни распутники, и вряд ли вы составляете исключение.

— Уверяю вас...