Квинтет из Бергамо

Ступая вслед за Терезой, веронец проник в прихожую, стены которой были сплошь увешаны портретами прославленных музыкантов. На невысокой мебели стояли бюсты композиторов и красовались старинные музыкальные инструменты.

— Похоже, в этом доме живут меломаны, а? — прошептал Тарчинини.

— Ma che, — обернулась служанка, — неужели вы и вправду никогда не слыхали о квинтете семейства Гольфолина? Они ведь известные исполнители музыки XVII— XVIII веков.

Тереза провела его в гостиную, которая сразу же покорила веронца. Теперь, когда дверь была закрыта, музыка звучала еще отчетливей.

— Так что же вам угодно, синьор? — осведомилась служанка, усадив нежданного посетителя.

— Поговорить с кем-нибудь, кто мог бы сдать мне комнату в этом доме.

— Вы хотели бы снять здесь комнату?

— Мне порекомендовал обратиться к семейству Гольфолина падре Фано.

— А, тогда вам лучше всего поговорить с доньей Клаудией. Все-таки странно, что такой синьор, как вы, желает поселиться в этом доме, разве нет?

— Дело в том, что я остановился в гостинице «Маргарита», что на пьяцца Витторио Венето, но это слишком далеко... Потому что, как ни грустно в этом признаться, дитя мое, человек я уже не молодой, и мне было бы удобней жить поближе к работе.

— А что это у вас за работа?

— Я археолог, дитя мое, и в данный момент изучаю венецианское влияние на бергамскую средневековую архитектуру.

— Надо же! Смотрите, как интересно... А вы женаты?

— Нет.

— А почему у вас обручальное кольцо?

— Это для обмана.

— Как это понимать, синьор?

— Должен вам признаться, синьорина, что я никогда не жаловался на недостаток внимания со стороны вашего пола, да и сам был слаб по этой части... Вот и решил, — указал он на свое обручальное кольцо, — предпринять некоторые меры предосторожности... Потому что, в сущности, я очень ценю свою свободу...

— Это все потому, что до сих пор не встретили женщину, которой бы с радостью принесли ее в подарок...

По тону служанки можно было легко догадаться, что сама она охотно приняла бы такой подарок, и Тарчинини, вот уже в который раз, поблагодарил Создателя, что тот наградил его талантом обольщать прекрасный пол.

Последовала краткая пауза, в течение которой Ромео пожирал глазами бросавшую на него томные взгляды Терезу. Ситуация становилась все более угрожающей для добродетели обеих сторон, но тут наш веронец — вспомнив об отнюдь не безосновательных опасениях супруги своей Джульетты — сделал попытку стряхнуть с себя дьявольское наваждение и, слегка задыхаясь от волнения, поинтересовался:

— А их много... этих... Гольфолина?

— Ну, во-первых, дон Ладзаро Гольфолина, он у них первая скрипка, и жена его, Клаудиа, она играет на альте. Потом отец синьоры, дон Умберто Джиленто, который одинаково хорошо играет и на виолончели, и на флейте. Еще донья Софья, тоже играет на альте, как и ее свекровь. Наконец, Марчелло Гольфолина, муж доньи Софьи, он у нас вторая скрипка. Ах да, я еще забыла про бабушку, донью Клелию, это супруга дона Умберто.

— Ну а она на чем играет?

— Ей, бедняжке, только играть не хватало... Скажите спасибо, что хоть ведет себя прилично...

— А вы сами?

— Я? — засмеялась Тереза.— Ну, я тоже люблю музыку... Думаю, теперь я бы без нее и дня не смогла прожить... Только, к сожалению, я не умею играть ни на каком музыкальном инструменте... Так что на мою долю остается содержать их в порядке... Чищу скрипки... Навожу глянец на виолончели... Слежу за чистотой... А когда хозяева собираются на концерты, упаковываю их инструменты, словно детей пеленаю...

— Выходит, сами вы с ними не ездите?

— Нет... Ведь надо же кому-то оставаться дома, следить за доньей Клелией... А, слышите? Это уже конец аллегро... Пойду доложу синьоре.

И она на цыпочках удалилась, с чрезвычайной осторожностью притворив за собой дверь.

Удобно устроившись в кресле, Ромео чувствовал себя как дома. Ему здесь явно очень нравилось. Он уже заранее предвкушал покой, которого у себя так часто был лишен из-за непрерывных детских ссор. К тому же он был большой любитель музыки и даже слыл в своем кругу незаурядным знатоком. Ему было немножко горько от мысли, что он спутал Боккерини с Альбинони — но, в конце концов, ведь с кем не бывает... Тарчинини мечтал, что эта уютная, наполненная музыкой обстановка будет ему идеальным отдыхом после многотрудных дневных расследований. Оттуда мысль его естественным образом перешла к трупу Баколи... Бедный парень... Конечно, если верить комиссару Сабации, он вовсе не был примерным гражданином, но все-таки такой ужасный конец... Нашего веронца всегда глубоко печалила чужая смерть, ибо, наделенный богатым воображением, он сразу представлял себя в роли умершего и, искренне считая, будто оплакивает других, на самом деле наш милый эгоист Ромео скорбел о самом себе.