Квинтет из Бергамо

— Однако рекомендация дона Джованни Фано, а также ваш профессорский титул... думаю, дают мне право изменить наше решение. Тереза покажет вам вашу комнату. Когда вы рассчитываете к нам перебраться?

— Если вы не имеете ничего против, завтра в течение дня.

— Отлично... Что же касается платы...

Веронец поднял руку, изображая благородный протест.

— Прошу вас, синьора, не будем об этом говорить.

Он вынул бумажник, взял оттуда две ассигнации по пять тысяч лир и протянул хозяйке.

— Вот задаток, вам достаточно будет сказать мне, когда он будет исчерпан.

— Очень любезно с вашей стороны, синьор, ваше доверие делает нам честь.

— Что поделаешь, синьора, — с улыбкой заметил Тарчинини, — зрелые люди должны по возможности компенсировать проказы молодых.

— Бесконечно благодарна вам, синьор... Вот что значит прежнее воспитание... Ах, эта забытая учтивость... Но что поделаешь, приходится принимать жизнь такой, какая она есть, даже если что-то в ней нас раздражает... Тереза сказала, что вы холосты, синьор?

— Увы, синьора... Видно, я был слишком влюблен в женщин, изображенных средневековыми скульпторами и резчиками по камню, чтобы обратить внимание на своих современниц... Теперь я уже начинаю об этом жалеть, но, видно, поздно...

— Если разобраться, синьор, может, вам не так уж и не повезло,

— Когда я вижу такую женщину, как вы, синьора, — возразил неизменно галантный Ромео, — то совершенно уверен в обратном.

Польщенная донна Клаудия сделала легкий реверанс, гость же продолжил:

— А если я и ношу обручальное кольцо, то это… скажем, скорее для солидности. Ведь мои лекции посещают совсем юные девушки, и, учитывая дурную репутацию старых холостяков, родители просто не доверили бы мне своих чад...

Он искренне верил во все, что говорил, наш славный Ромео, и при этих словах даже как-то бессознательно выпятил грудь.

— До завтра, синьор, — протянула ему руку синьора Гольфолина. — Я познакомлю вас со всем нашим семейством. Сегодня после репетиции они слишком устали. Покорнейше прошу извинить нас, синьор. Тереза!..

Должно быть, служанка была где-то совсем недалеко, ибо явилась по первому зову.

— Проводите синьора профессора... Доброй ночи, синьор Роверето.

— Доброй ночи, синьора.

На пороге Тарчинини пожелал доброй ночи служанке, и та ответила ему тем же. Он сделал пару шагов по вьяле делла Муре, потом обернулся. Тереза все еще стояла на пороге дома. Он дружески помахал ей рукой. В ответ она послала ему воздушный поцелуй, сердце вечного влюбленного тут же тревожно забилось, и ему пришлось пешком проделать весь путь до нового города, чтобы унять волнение крови, перед которым ' было бессильно время.

***

Когда Тарчинини вернулся в гостиницу, синьора Кайанелло по-прежнему сидела за стойкой. Добрая женщина с первого же взгляда поняла, что грустное настроение постояльца развеялось без следа.

— Ну что, полегчало? — не удержалась от вопроса она.

— О, намного, благодарю вас. Я съезжаю.

— Простите, не поняла?

— С завтрашнего утра я освобождаю комнату.

— Но, помнится, вы говорили, на три-четыре дня… Если бы я знала... — нахмурилась она.

— Не беспокойтесь, синьора, я заплачу вам за три дня.

— Чтобы вы потом рассказывали направо-налево, будто в Бергамо одни мошенники?

— Ну, не то чтобы мошенники, но, во всяком случае, судя по сегодняшним встречам, у меня создалось впечатление о бергамцах как о людях довольно странных и явно не отличающихся излишней учтивостью.

— Еще бы! — рассерженно выпалила она. — Уж они-то не станут, как ваши земляки, рассыпаться в любезностях перед каждым встречным!

— Мои земляки?! — вскипел Ромео.

— Ваши неаполитанцы!

В первый момент Тарчинини подумал, будто она имеет в виду веронцев, и в душе уже начал было вскипать благородный гнев, на неаполитанцев же ему было глубоко наплевать.

— Вот, держите, синьора, — куда спокойней проговорил он, выкладывая перед ней деньги, — и оставьте меня в покое.

С минуту поколебавшись, синьора убрала деньги в карман и протянула ему ключ от комнаты.

— И все же, синьора, желаю вам приятно провести вечер.

— Вам тоже, — сквозь зубы буркнула она.

Когда Ромео уже подошел к лестнице, она бросила ему вдогонку:

— По правде сказать, синьор, терпеть не могу неаполитанцев!

— Если честно сказать, синьора, я тоже, — поклонившись, с улыбкой ответил Тарчинини.

***

Позвонив домой к Манфредо Сабации и уговорившись встретиться с ним в полдень, когда весь Бергамо сидит за столом, Ромео принялся писать письмо жене с тем неподдельным лиризмом, который всегда был его отличительной чертой и ничуть не поблек со временем.