Квинтет из Бергамо

Вопреки прогнозам Терезы, музыканты будто вовсе не собирались прекращать репетицию. Похоже даже, что они снова начали повторять уже прозвучавшую музыкальную фразу. Видно, совершенствуют исполнение. Ромео дал себе слово, если, конечно, позволит время, непременно попросить разрешения поприсутствовать на одной из репетиций. И заранее предвкушал наслаждение.

Пока он, строя заманчивые прожекты, улыбался, дверь гостиной бесшумно отворилась, и в комнату вошла высокая дама весьма изысканного вида, с белыми как снег волосами, прикрытыми черной кружевной мантильей. От этого неожиданного появления Тарчинини поначалу даже слегка обалдел. Это никак не могла быть хозяйка дома, ведь, судя по тому, что ему успела рассказать Тереза, та должна быть намного моложе. Старуха уставилась голубыми — но какой-то странной, бледной, почти выцветшей голубизны — глазами на посетителя, который, кажется, понемногу начал приходить в себя.

— Синьора, я... — заговорил он, встав и низко поклонившись вновь прибывшей.

Но та, не дав ему продолжить, приложила к губам восковой палец, на котором сиял приличных размеров бриллиант, и всячески пыталась заставить его замолчать.

— В чем дело, что случилось? — помимо своей воли шепотом справился веронец.

— Тсс!.. — прошипели бесцветные губы. — Тихо, не то они могут нас услышать.

— Ах вот как?..

Дама властным жестом указала гостю на кресло и сама уселась рядом с ним.

— Где ты так долго пропадал?

Сбитый с толку этим фамильярным тыканьем, Ромео не нашел, что ответить.

— Ведь ты же мне говорил, — даже не заметив смущения собеседника, продолжила она, — вот увидишь, милая Клелия, как только зацветут настурции...

Ага, значит, это бабушка.

— Правда?.. Я действительно... в общем, я что, действительно говорил вам про настурции?

— Неужели ты забыл?

— Вообще-то...

— Вот уж не думала, что ты сможешь забыть...— печально улыбнулась она, — а ведь я так долго тебя ждала... Вот уж больше тридцати лет, как я жду твоего возвращения... Ты ведь обещал мне, Серафино...

— Се... Серафино? — чуть не подавился Тарчинини.— Ma che! Но меня, синьора, зовут вовсе не Серафино!

Она рассмеялась каким-то надтреснутым смехом, напомнившим Ромео звук расстроенного клавесина.

— Понимаю, тебе пришлось изменить имя, иначе от них не скроешься... Как тебя теперь называют?

— Аминторе.

— Аминторе... — тихонько повторила она.— Аминторе... И давно ты скрываешься под этим именем?

— Да нет... не очень. Но уверяю вас, что...

Она сделала ему знак замолчать, тревожно вскочила, прислушалась.

— Что случилось? — поинтересовался Ромео.

— Ты что, не слышишь?

Он прислушался.

— Да нет... А что я должен услышать?

— Тишину, Серафино! Вспомни, ведь они всегда приходят в тишине... До скорого свиданья, Серафино!

Она подошла к двери и, уже совсем было собравшись выходить, в последний момент снова обернулась к веронцу:

— Как я рада, что ты вернулся... Я знаю, что теперь все будет хорошо.

Она растворилась, словно привидение при первых проблесках дневного света, и Ромео уже было подумал, не померещилась ли ему вся эта странная сцена. Но не успел хорошенько взвесить все за и против, как в комнату вошла высокая статная брюнетка, этакий идеальный тип итальянской матроны.

— Синьор, Тереза только что сообщила мне о вашем визите, прошу прощенья, что заставила вас ждать... Я Клаудия Гольфолина.

— Аминторе Роверето, — тут же вскочив с места, представился Тарчинини, — профессор археологии Неаполитанского университета.

— Ах, Неаполь... — проговорила она, слегка кивнув головой.— У меня остались прекрасные воспоминания о вашем городе, мы там дважды были с концертами... Правда, мы не знаменитости, репутация у нас скромная, так что последнее время приходится довольствоваться слушателями в Ломбардии и Пьемонте, а в сезон иногда еще и в Эмилии или Лигурии... Чем могу служить?

Ромео снова повторил свой рассказ, упомянув про дона Джованни и про лекцию, над которой работает.

— Насколько я понимаю, вы хотели бы на некоторое время снять у нас комнату?

— Если не помешаю...

— Откровенно говоря, синьор Роверето, мы решили больше не пускать к себе посторонних... Мы, знаете ли, только что сильно обожглись...

— Неужели?

— Да, представьте, симпатичный молодой человек, без определенных занятий... он воображал себя художником... Прожил у нас три месяца и в один прекрасный день исчез, забыв забрать свои вещи и заплатить за квартиру... Неделю спустя он прислал кого-то из друзей за вещами, но далее не извинился. К счастью, друг оказался вполне порядочным человеком, он тоже был возмущен поведением приятеля и счел своей обязанностью заплатить его долги, а тот, судя по всему, вдруг почувствовал тоску по родине и вернулся к себе в Тоскану. Странные бывают люди!

Тарчинини сразу же подумал об Эрнесто Баколи. Неужели счастливый случай привел его туда, где жил этот неуловимый Баколи?

— И как же звали этого недостойного молодого человека?

— Альберто Фонтега.

Ромео разочарованно вздохнул. Нет, таких удач в жизни не бывает...

Не заметив замешательства собеседника, Клаудия Гольфолина продолжила: