Читаем Кысь полностью

— Так. Покажи, что вышло. «Кудеяров» надо крупнее и с завитком. Зачеркни. Перепиши давай, чтоб фамилия большими буквами, эдак с ноготь. После «в» давай крути так кругалями вправо-влево, вроде как петлей. Во. Ага.

Тесть подышал на бересту, чтоб подсохло; полюбовался.

— Так. Чего бы нам еще?.. Пиши: «Указ Второй».

— Кудеяр Кудеярыч! Вы укажите, чтоб праздников больше.

— Эка! Подход у тебя какой негосударственный! — осерчал тесть. — Указ подписан? Подписан! Вступил в силу? Вступил! Вот и зови меня: Генеральный Санитар. Обращайся как положено. А то позволяешь себе.

— А добавка? Заклинание-то?

— А, добавка… Добавка… А давай так: «жизнь, здоровье, сила». Генеральный Санитар, жизнь, здоровье, сила. Впиши там. Так… Тебе тоже надо… Хочешь быть Зам-по-обороне?

— Я хочу Генеральный Зам-по-обороне.

— Это что, уже подсиживать?! — закричал тесть. — Подсиживать, да?!

— Да при чем тут? Вот вечно вы, прям как я не знаю кто! Ничего не подсиживать, а просто красиво: Генеральный!

— А еще б не красиво! А только двум сразу нельзя! Генеральный всегда только один! А ты, хочешь, — будь Зам-по-обороне и морским делам.

— По морским и окиянским.

— Да хоть каким. Давай дальше. Указ Второй.

— Праздников, праздников побольше.

— Вот опять негосударственный подход! Перво-наперво гражданские свободы, а не праздники.

— Почему? Какая разница?

— Потому! Потому что так всегда революцию делают: спервоначала тирана свергнут, потом обозначают, кто теперь всему начальник, а потом гражданские свободы.

Сели писать, шурша берестой. За окном начало светать. За дверями послышался шорох, переговоры шепотом, возня. Постучали.

— Ну, кто лезет? Чего надо?!

Ввалился холоп с поклоном.

— Там это… делегация представителей, спрашивают: ну как?

— Каких представителей?

— Каких представителей? — крикнул холоп, оборотясь в сени.

— Народных! — крикнули глухо из сеней.

Вроде, Лев Львович крикнул. Вот не успели тирана ссадить, как уже ходоки досаждают. Прослышали, стало быть. Ну, люди! Ну ни минуты покоя!

— Народных каких-то.

— Скажи: революция состоялась благополучно, тиран низложен, работаем над указом о гражданских свободах, не мешать, разойтись по домам.

— Про ксероксы не забудьте! — крикнули из сеней.

— Он мне еще указывать будет! Кто освободитель? Я! Гнать его в шею, — рассердился тесть. — Дверь закрой и не пускай никого. Мы тут, понимаешь, судьбоносные бумаги составляем, а он под руку суется. Давай, Зам. Пиши: Указ Второй.

— Написал.

— Так… Свободы… Тут у меня записано… памятка… не разберу. У тебя глаза помоложе, прочти-ка.

— Э-э-э… Почерк какой корявый… Кто писал-то?

— Кто-кто, я и писал. Из книги списывал. Консультировался, все чтоб по науке. Читай давай.

— Э-э-э… свобода слева… или снова… не разберу…

— Пропусти, дальше давай.

— Свобода… вроде собраний?

— Покажи-ка. Вроде так… Ну да. Значит, чтоб когда соберутся, чтоб свободно было. А то набьется дюжина в одну горницу, накурят, потом голова болит, и работники с них плохие. Пиши: больше троих не собираться.

— А ежели праздник?

— Все равно.

— А ежели в семье шесть человек? Семь?

Тесть плюнул.

— Что ты мне диалехтику тут разводишь? Пущай тогда бумагу подают, пеню уплатят, получают разрешение. Пиши!

Бенедикт записал:

«Больше троих ни Боже мой не собираться».

— Дальше: свобода печати.

— Это к чему бы?

— А должно, чтоб старопечатные книги читали.

Тесть подумал.

— Можно. Хрен с ними. Теперича без разницы. Пущай читают.

Бенедикт записал:

«Старопечатные книги читать дозволяется».

Подумал и приписал:

«Но в меру».

Так и Федор Кузьмич, слава ему, всегда указывал. Еще подумал. Нет, все-таки как же получается: это каждый бери да читай? Свободно доставай из загашника, раскладывай на столе, а там, может, пролито чего али напачкано? Когда книгу читать запрещено, так каждый свою бережет, чистой тряпицей оборачивает, дыхнуть боится. А когда дозволено читать, так, небось, и корешок перегибать будут, а то листы вырывать! Кидаться книгами вздумают. Нет! Нельзя людям доверять. Да чего там: отобрать их и все дела. Прочесать городок, слобода за слободой, дом за домом, перетряхнуть все, книжки изъять, на семь засовов запереть. Неча!

Вдруг почувствовал: понимаю государственный подход! Сам, без указа, — понимаю! Ура! Вот что значит в Красном Тереме сидеть! Бенедикт расправил плечи, засмеялся, высунул кончик языка и аккуратненько перед «дозволяется» приписал «не».

— Так… Свобода вероиспо-… испо-… исповедания.

Тесть зевнул.

— Да чего-то надоело. Хватит свобод.

— Тут еще немного.

— Хватит. Хорошенького понемножку. К обороне переходим. Пиши: Указ Третий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная новая классика

Леонид обязательно умрет
Леонид обязательно умрет

Дмитрий Липскеров – писатель, драматург, обладающий безудержным воображением и безупречным чувством стиля. Автор более 25 прозаических произведений, среди которых романы «Сорок лет Чанчжоэ» (шорт-лист «Русского Букера», премия «Литературное наследие»), «Родичи», «Теория описавшегося мальчика», «Демоны в раю», «Пространство Готлиба», сборник рассказов «Мясо снегиря».Леонид обязательно умрет. Но перед этим он будет разговаривать с матерью, находясь еще в утробе, размышлять о мироздании и упорно выживать, несмотря на изначальное нежелание существовать. А старушка 82 лет от роду – полный кавалер ордена Славы и мастер спорта по стрельбе из арбалета – будет искать вечную молодость. А очень богатый, властный и почти бессмертный человек ради своей любви откажется от вечности.

Дмитрий Михайлович Липскеров

Современная русская и зарубежная проза
Понаехавшая
Понаехавшая

У каждого понаехавшего своя Москва.Моя Москва — это люди, с которыми свел меня этот безумный и прекрасный город. Они любят и оберегают меня, смыкают ладони над головой, когда идут дожди, водят по тайным тропам, о которых знают только местные, и никогда — приезжие.Моя книга — о маленьком кусочке той, оборотной, «понаехавшей» жизни, о которой, быть может, не догадываются жители больших городов. Об очень смешном и немного горьком кусочке, благодаря которому я состоялась как понаехавшая и как москвичка.В жизни всегда есть место подвигу. Один подвиг — решиться на эмиграцию. Второй — принять и полюбить свою новую родину такой, какая она есть, со всеми плюсами и минусами. И она тогда обязательно ответит вам взаимностью, обязательно.Ибо не приучена оставлять пустыми протянутые ладони и сердца.

Наринэ Юриковна Абгарян

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги