Кыся

Алик перевал ствол пистолета в сторону моего Водилы, а я в свою очередь присел на задние лапы и свесил голову вниз с фургона, чтобы в одно мгновение влететь когтями всех четырех лап в физиономию Алика.

Есть у нас, у Котов, такой специальный приемчик. В обычных драках он практически никогда не применяется. Им пользуются только тогда, когда бой идет уже не на жизнь, а на смерть: ты прыгаешь на противника, выставив вперед все четыре лапы с выпущенными на всю длину когтями. Передними лапами вцепляешься во что угодно – в голову, в грудь, в глотку противника. И вплотную притягиваешь его к себе. А когтями задних лап, несколькими мощными ударами, разрываешь врага до внутренностей!

Это, как говорится, Последний Шанс, – у нас, у Тигров, у Пантер, у Леопардов… Короче, у всех Котово-Кошачьих!

– А ты, не торопясь, расшнуровывай фуру, – сказал Алик моему Водиле. – Там одна пачечка у тебя в накладной не числится.

– Что еще за "пачечка"? – чуть напряженно спросил Водила.

– Много будешь знать – не успеешь состарится. Не станешь задавать глупые вопросы – получишь пять штук зеленых и предложение на дальнейшее сотрудничество. Каждый рейс – на тех же условиях. Так я говорю? – посмотрел Алик на Лысого.

– Так, так!.. – в испуге Лысый мелко закивал головой и вытащил из кармана джинсов пачечку в пять тысяч долларов.

– Устраивает? – спросил Алик у Водилы.

"Соглашайся, Водила!!! – мысленно завопил я всеми своими мозговыми извилинами. – Тяни время!.. Что-то должно произойти! Миленький Водила, подожми хвост, не показывай зубы – соглашайся на все! Сам же говорил против лома нет приема… А "козу" мы им потом все равно обязательно заделаем! Соглашайся!"

"Не гони картину, Кыся… – ответил мне по доктору Шелдрейсу мой Водила. – Чем быстрее сдамся – тем меньше мне будет веры!"

Водила недоверчиво посмотрел на доллары, спросил у Алика:

– Где гарантия, что это не фальшак?

Не опуская пистолет, Алик симпатично и весело рассмеялся:

– Вот это уже деловой разговор! Тут ты прав – когда имеешь дело с вашими сегодняшними россиянами – гарантий никаких. Но если в этой пачке хоть одна бумажка окажется липовой, я тебе сам заменю ее на любую валюту. Естественно, по курсу на день обмена.

– Ну, смотри. Ты сказал!.. – и Водила стал расшнуровывать задний клапан фургона.

Но в эту секунду я – первый, с крыши фургона, а мгновением позже и все трое внизу – Алик, Лысый и Водила увидали, как в "Зону отдыха" прямо с автобана неторопливо стали вкатываться две ослепительные фары "дальнего света", а выше фар режущим, тревожным посверкиванием крутились два синих проблесковых полицейских фонаря!

Алик моментально засунул пистолет под брючный ремень, запахнул куртку и тихо сказал Водиле:

– Ставь запаску… Разговаривать буду я. Кто пикнет – покойник.

С телепатическим криком: "Вот видишь, Водила! Я же говорил, что что-то должно произойти!" – я промчался по всей крыше фургона, перепрыгнул на кабину нашего грузовика и уселся как раз над своим Водилой, который уже позвякивал инструментами у простреленного переднего колеса.

Неожиданно на боку надвигающейся на нас полицейской машины – выше фар, но ниже синих проблесковых фонарей – вспыхнул мощный прожектор и залил белым слепящим светом всю "зону отдыха", наши три машины, Алика, Лысого, Водилу и меня.

Полиция подъехала совсем близко, поразглядывала нас, выключила прожектор, поменяла "дальний" свет на "ближний" (про это мне уже Водила все объяснял) и заглушила свой двигатель.

Теперь, когда их сильный свет не бил по глазам, сразу стало видно, что полиция приехала на зелено-бежевом автобусике, чуть побольше Аликовой "Тойоты".

Их было четверо – трое совсем еще мальчишки лет двадцати-двадцати трех, а четвертый – возраста моего Водилы. Он держал в руке длинный собачий поводок и с трудом вытаскивал из машины сонную упирающуюся овчарку, которой все было до лампочки. Ей хотелось спать, и она не собиралась вылезать из теплой машины, пока ее художественный руководитель не догадался показать ей на меня, сидящего на крыше кабины, и сказать ей:

– Гляди, Рэкс! Кошка, кошка!..

Тут Рэкс проявил ко мне некоторый слабый интерес и для порядку пару раз на меня гавкнул.

– Заткнись! – сказал я ей по-нашему, по-животному.

Овчарка тут же заткнулась, села и, склонив голову набок, стала удивленно маня разглядывать.

Тут я вынужден кое-что объяснить. Обычно, когда Собака склоняет голову набок и, якобы, внимательно смотрит и слушает, Люди приходят в такой умилительный восторг, что готовы ей лапы целовать! Людям всегда кажется, что склоненная набок голова Собаки – это признак ее мудрого и доброго внимания.

На самом деле, все категорически наоборот! Это первый признак Собачьего идиотизма. Когда "Собачка склоняет головку набок", значит, она ни хрена не понимает и находится в состоянии полной и беспросветной дебильной растерянности!