Он говорил, пристально глядел на меня; мы переместились на кровать, он коснулся рукой моего лица, а пальцы другой переплел с моими. Сердце моё забилось, желая вырваться из груди и вплавиться в его тело, утягивая за собой всю душу и всю жизнь. Наше дыхание смешалось, кончики носов едва не соприкоснулись, и губы, наконец, соединились. И в этот момент я вдруг ощутил, что всё в мире становится на свои места, что я был рожден для того, чтобы полюбить этого человека. Он запустил пальцы в мои волосы, нежно обнял за шею, прислонился своей грудью к моей так крепко, что и я, и он вдруг перестали дышать. Это было точно безумие, стремительно вращающийся водоворот эмоций. Я отстранился, чтобы не потерять рассудок, и прижал Сергея к себе. Он обмяк в моих руках, будто почувствовал то же, что и я: наступление долгожданного душевного покоя. Я перебирал его волосы и хотел плакать от счастья: мы в порядке, мы живы! Едва я подумал об этом и отстранил его от себя, чтобы заглянуть в голубые глаза, ужас охватил меня: Сергей был без сознания. На обоих наших запястьях не было меток, только я был жив, а он не дышал. Трясущимися руками я уложил его на свои колени и стал тормошить, будто это могло оживить его. Я хотел кричать, но голос меня совершенно не слушался; я задыхался, будто Смерть, забравшая Лека, перед прекращением своего визита схватила меня за горло. Я ничего не слышал кроме тревожного звона в ушах, но, клянусь, она произнесла: «Мне бы хотелось забрать и тебя тоже». Я стал горько рыдать, прижимая к себе бездыханное тело. Ощутив прикосновение к своему плечу, я, наконец, выбрался из этого кошмара. Рядом со мной всю ночь лежал Лек, живой и прекрасный. Он коснулся моей мокрой от пота и слёз щеки, а я крепко обнял его.
— Что тебе снилось? — обеспокоенно спросил он.
А я не мог выдавить ни слова. Я сжимал его в своих объятиях и содрогался в беззвучных рыданиях, уткнувшись в его плечо.
Этот страшный сон заставил меня снова подумать о том, как быть людям, которые не являются взаимными родственными душами друг друга? Один спасает другого, а его самого должен спасать кто-то третий. Это ведь то же исключение, что и такое, при котором смерть начинает следовать за тобой уже тогда, когда у тебя остаётся две метки. Что, если мой несчастный Сергей — один из таких? Что, если ему не суждено спастись, даже найдя того, кому он предназначен? Был бы он расстроен, зная, что будет вынужден безвозмездно отдать любимому свой последний шанс на спасение? А смог бы я так поступить? Над последним вопросом я даже не думал: смог бы. Значит, и Сергей тоже, потому что я знаю, что он гораздо более благородный человек, чем я.
Должно быть, этот сон приснился мне из-за того, что, едва оказавшись в постели, я погрузился в размышления о нашем с Сергеем визите к моим родителям и последующем отправлении сюда, в Париж. Здесь время не тянется так, как в Доме для умирающих душ, но отчего-то меня совсем не тяготит оставшаяся привычка раз в несколько дней писать подробные заметки о прошедших событиях.
А ведь событий накопилось множество! Наш побег совершился удачно. Не успел я сказать отцу и слова кроме приветствия, как мы с Сергеем уже сидели в автомобиле, и я твердил, что уже пообещал всем, кому было до этого дело, вернуться в скором времени, а также поблагодарил за прекрасное содержание от имени отца. Он выглядел уставшим и потому, должно быть, без сопротивления забрался в машину и сказал водителю уезжать. И едва это случилось, я почувствовал себя настолько одурманенным ароматом свободы, что даже и не подумал оглянуться, чтобы понять, заметил ли кто-то нас. Сергей был задумчив и тих — я решил не беспокоить его, к тому же, что мы могли сказать друг другу сейчас, когда нельзя раскрыть ни одной тайны?
По прибытию домой я бросился в объятия матери и представил ей Сергея как своего близкого друга. Отужинав, мы легли спать в разные комнаты и только на следующий день смогли воссоединиться и откровенно поведать друг другу о своих радостях и переживаниях. Сергей сказал, что возмущён тем, что нас так и не попытались остановить, что моя мать — прекрасная женщина и что кровать, где он спал этой ночью, была жёсткой и заставила его проворочаться всю ночь. Зная, что та кровать едва ли не самая комфортная в доме, я предположил, что что-то другое не давало Сергею заснуть и, спустя несколько минут осторожных расспросов, выяснил, что был прав.