L'hospice pour les ames (СИ)

Жалость юноша в достаточной мере испытывал сам к себе, поэтому Алексей принял решение сделать всё, чтобы никогда не дать своему другу забыть, что он не один, и погрузиться в печальные мысли.

Алексей заметил граммофон и несколько пластинок, когда только впервые зашёл в дом, однако ещё ни разу не предпочёл музыку живому общению или книгам. Сергей сидел в спальне, в своей постели, с задумчивым видом. Казалось, он не хотел никого подпускать к себе, но Алексей готов был рискнуть и включить музыку. Не глядя на надпись, он взял первую же и поставил в аппарат. Тот резко взревел, и Сергей, испугавшись, вздрогнул.

— Если бы я не знал, то подумал бы, что ты захотел свести меня в могилу. Может быть, это было бы к лучшему…

— Не смей такое говорить! — крикнул Алексей, стоя на пороге спальни, чтобы граммофон его не заглушал. Из трубы доносился красивейший вальс, который был известен ему на слух, однако точное имя автора сейчас не интересовало никого. — Дай мне руку! — он приблизился к Сергею и протянул ладонь.

Тот неохотно поднялся, оперевшись о друга, и вложил свои пальцы в его.

— Чего ты пытаешься этим добиться? — спросил он. — Зрение мне танцы точно не вернут.

— Верно, — ответил Алексей, — не вернут. И прекрасное настроение вряд ли сразу же снова придёт к тебе. Но у нас будет на одно воспоминание больше перед смертью.

На секунду он задумался: «И когда же я перестал бояться умирать, начав так просто говорить об этом?».

Алексей вывел Сергея из спальни, отвёл руку в сторону, второй обнял его за плечи; тот в свою очередь сделал то же самое, только его руки были слабы, будто Алексей управлял безвольной марионеткой.

Едва попадая в ритм, двое двигались, легко прижимаясь щекой к щеке; Сергей наступал на ноги Алексея и раздражённо вздыхал, а тот лишь тихо смеялся и целовал его в лоб в знак прощения.

— Красиво, не правда ли? — старался завести беседу Алексей. — Мне нравится, как звучит партия скрипки.

Сергей продолжал двигаться и молчал, но спустя несколько минут разорвал объятия, бросив безразличным голосом:

— Я утомился. Мне нужно отдохнуть.

***

Дождь был тёплый-тёплый; Алексей довольно мотал головой из стороны в сторону, с его золотистых волос на землю падали капли, и сверху приземлялись новые. Он вбежал в дом и направился к Сергею. Тот дремал, сидя в кресле. Вид юноши стал менее измученным, чем раньше. Алексей присел на пол у его ног и осторожно взял чужую руку в свою. Сергей тут же открыл глаза и сжал покрытые дождевыми каплями пальцы в ответ.

— Серёжа, пойдём на улицу, — ласково произнёс Алексей, прижимаясь щекой к его ладони.

— Зачем?

Алексей вышвырнул из головы приготовленную заранее речь, содержащую такие описания, как «глубокое синее небо», «блестящие под соседским фонарём лужи», и приказал себе впредь ради Сергея мыслить ощущениями, звуками и запахами. Он начал придумывать новое:

— Там прекрасно. Свежо, спокойно. Пахнет умиротворением, идёт тёплый дождь, капли крупные, барабанят по земле, по лицу колотят, как раз, чтобы таких как ты ото сна пробуждать.

— Какой мне смысл идти туда?

Алексей был уверен, что описание было превосходным, поэтому такое равнодушие страшно возумтило его. Он подскочил на ноги и теперь возвышался над юношей в полный рост:

— Сергей, я скоро начну тебя меньше любить! Этот убыток станет лишь каплей, испарившейся из океана, и даже я его не замечу, но лучше тебе об этом знать. Я понимаю, что тебе плохо, что ты чувствуешь себя потерянным, полуживым, но пойми же, что ты, как бы сложно ни было в это поверить, ослеп, а не умер! Ты ещё не умер. Но можешь умереть в любой момент, как и я. Неужели ты хочешь провести отведённое время, уничтожая и жалея себя?

Тирада не произвела на Сергея впечатления. Алексей продолжил:

— А обо мне ты подумал? Я, в отличие от тебя, прекрасно всё вижу, и мне физически больно наблюдать тебя таким. Я хочу поцеловать тебя так сильно, как никогда не хотел. Просто чтобы избавить от мучений нас обоих. Но это было бы безумно эгоистично, поэтому я прямо сейчас корю себя за то, что признался в этом…

В ответ на это Сергей сделал движение вперёд, и Алексей тут же взял его за руки, машинально, желая поддержать юношу даже тогда, когда это может его оскорбить.

— Я не помню, где дверь, — смутившись, признался Сергей.

Алексей просиял:

— Следуй за мной, — и попятился к двери, не отпуская чужих ладоней.

Оказавшись на улице, Сергей закрыл глаза. Его рубашка быстро пропиталась холодной водой, по лицу струились чистые капли, и Алексей было подумал, что эта несчастная душа обрела, наконец, умиротворение, но вдруг плечи Сергея затряслись, он согнулся пополам и горько зарыдал. Алексей подбежал к нему и крепко обнял, оседая на лестницу следом за ним. Он гладил темные пряди, от воды казавшиеся чёрными, крепкой ладонью; Сергей буквально лежал на его груди и всё плакал, плакал, сжимая в кулак ткань на его плече.