L'hospice pour les ames (СИ)

То, что я узнал, должно было повергнуть меня в шок, но всё, что я испытал — это успокоение. С ужасом в глазах, едва не заикаясь, Сергей признался, что в последний момент перед тем, как я сообщил, что нам пора идти к моему отцу, он поцеловал Лизу, тем самым «убив» её. Это слово я беру в кавычки в знак своего несогласия с тем, что в данной ситуации уместно именно оно. Я убеждён, что правильнее сказать: «даровал освобождение». Я желал горячо любимой мной Лизе найти родственную душу и прожить долгую счастливую жизнь, но, понимая, что этому не суждено произойти, надеялся на то, что она умрёт тогда, когда её мучения ещё не станут невыносимыми. Я не могу передать своей скорби словами, однако такой печальный исход был предрешён. Судьба жестоко обошлась с этим созданием, Богу не будет прощения за это, но я верю, что сейчас там, на небесах, он держит её в своих объятиях, как родную дочь, и просит не злиться на него.

Сергей не стал вдаваться в подробности, объясняя произошедшее, но я, зная его, могу поклясться, что сделано это было из побуждений милосердия, а, быть может, и по личной просьбе девушки. Я не понимаю, почему он считает себя убийцей. Подумать только! Он пожертвовал своим предпоследним шансом на спасение ради избавления от страданий несчастного ребёнка! Я сказал, что ему нужно начать уважать волю этого, как он сам некогда выразился, «взрослого человека», хотя бы после смерти, а Сергей лишь начал более прежнего считать себя ужасным, так как не догадался об этом сам. Я восхищаюсь им и считаю этот поступок ничем иным, как проявлением благородства. Через несколько дней он, наконец-то, смог отпустить свой, как он считал, грех.

Отец предложил нам присоединиться к нему за охотой на кроликов, затем пойти плавать на озеро, потом поехать в усадьбу его сестры, но ни одно из этих предложений не было принято: мы с Сергеем только что решили как можно скорее отправиться за границу, а именно во Францию, в Париж, который мы давно хотели посетить. Было решено этим же вечером покинуть страну.

До этого времени мать успела высказать мне искренние соболезнования по поводу кончины Маши, что некогда была моей невестой, и того, что и мне осталось недолго. Отец молчал. Может быть, он был разочарован во мне, может быть, обижен на то, что я не остался надолго. Мать дала мне несколько пузырьков с лекарствами, которые, по её словам, могли бы мне помочь при ухудшении самочувствия, и вручила большую сумму денег в дополнение к моим собственным сбережениям. «Я знаю, что мы можем больше не увидеться. Ты тоже это знаешь и, конечно же, хочешь, чтобы ты и твой друг провели остаток жизни так, чтобы ни о чём не жалеть перед смертью. Тебе не повезло, сынок, и всё, что я могу сделать — это помочь тебе забыть об этом», — сказала мне мама, и я едва не расплакался, когда понял, что действительно этот день в родительском доме может оказаться последним.

Позднее к нам присоединился Сергей. Он не понимал, как вести себя с моей матерью, поэтому просто был собой и очаровал её до глубины души. Он говорил о Париже, а она — о женщинах, любви и том, что, быть может, сама судьба ведёт нас во Францию, где много прекрасных дам. Мы с моим другом, неловко смеясь, переглядывались, и мама думала, будто причина этого — то, что мы и сами неоднократно рассуждали о девицах. Знала бы ты, матушка, что все твои пожелания нам найти свою любовь сбылись ещё перед тем, как появиться в твоей голове! Позже наступило долгое прощание и утомительная дорога.

Здесь, в Париже, мы провели три дня, с утра и до вечера разглядывая достопримечательности и просто прогуливаясь по улицам, наслаждаясь обществом друг друга. Прекрасный город этот Париж! Сергей рассказал много интересных событий из его истории. В особенности его увлекают революции: в каких ярких красках мне было о них рассказано! После этого становится тяжело воспринимать Францию как Россию, страной исключительно большой красоты и стати. Если Россия — место безропотного служения негласным порядкам, то Франция имеет гордую свободолюбивую душу, а тело её прекрасно, но покрыто безобразными шрамами. А ещё здесь не преследуют за те преступления, к которым относится и наша с Сергеем любовь, признанная в России безнравственной.

Затем Сергей захотел покоя и я испугался, будто это из-за того, что он плохо себя чувствует, но потом понял его желание оказаться в уединённом месте, где нет посторонних глаз, и мы поселились в небольшом домике с таким же небольшим, но удивительным цветущим садом. Прислуга была нанята приходящая, и поэтому двадацать три часа в сутки здесь нет никого, кроме нас двоих. Кажется, уют этого места смог действительно сделать нас счастливыми. Тёмная печать злобы на судьбу сошла с лица Сергея, и он, забыв обо всём плохом, стал ещё прекраснее, а я влюбился в него ещё сильнее. Наверное, скоро часы моей жизни станут настолько наполнены счастьем, что я совершенно забуду про этот журнал.

***