Ну а кроме того, — об этом упоминалось — в аппаратной борьбе Брежнев проявил ум, хитрость и изобретательность. Пусть медленно, но сумел вытеснить, «выжать» из руководства всех своих соперников и недоброжелателей. И без конфликтов и срывов, без кровавых репрессий, как Сталин, и даже без публичного поношения, как Хрущев, обеспечил послушание, покорность и даже страх (к моему удивлению, его боялись, боялись даже Андропов и Громыко, мне кажется, и Суслов). Он очень ловко манипулировал властью, держа каждого на таком месте, на котором, по его мнению, тот был удобен.
В аппаратных играх, в аппаратной борьбе, то есть в реальностях власти и политики, Брежнев отнюдь не был простаком — скорее это был настоящий «гроссмейстер». Не все это сразу поняли, и за свое непонимание им потом приходилось расплачиваться.
В отношении к власти Брежнев был большим реалистом, рассматривал ее традиционно, в политических параметрах, сложившихся при Сталине, когда власть лидера определялась не успехами экономики, уровнем благосостояния народа, популярностью политики руководства и благоприятным общественным мнением, а прежде всего силой, аппаратом принуждения. Он очень заботился о том, чтобы сохранять контроль над армией и КГБ. И сохранял. Не только потому, что с 1967 года во главе КГБ был поставлен лояльный к нему Ю. В. Андропов, а министром обороны после смерти не очень надежного Гречко тоже стал «свой» человек — Д. Ф. Устинов. И в КГБ, и в армии у него были и другие «свои» люди; руководители обоих ведомств об этом знали и вели себя вдвойне лояльно. Брежнев понимал и значение для власти средств массовой информации, особенно Гостелерадио и «Правды», — ими руководили люди, полностью ориентирующиеся на него лично.
Обладал ли он положительными качествами, существенными для общества? По моему убеждению, обладал. Во всяком случае, пока он не заболел, эти качества были очевидны. Для него вовсе не были характерны экстремистские, авантюрные устремления. В своей внешнеполитической деятельности он довольно быстро стал сторонником политики смягчения международной напряженности, улучшения отношений с другими странами, ограничения вооружений.
Политическая умеренность, отсутствие стремления к ужесточению политики, нелюбовь к «острым» политическим блюдам проявлялись и в его подходе к внутренним делам. Притом в условиях, когда многих в руководстве тянуло к такому ужесточению. Он, конечно же, нередко уступал окружению, тем более что в основном разделял образ мыслей своих коллег, и все же во многих случаях амортизировал натиск и удары любителей острых блюд.
Конечно, при всем том человек этот — даже в пору его, так сказать, «расцвета», когда он еще был здоров и относительно молод, не испорчен абсолютной властью, — не обладал качествами руководителя, тем более руководителя великой державы, да еще в столь сложное и ответственное время. Однако альтернативы тогда просто не было или, во всяком случае, ее никто не видел.
Все эти наблюдения относятся к политическим качествам Брежнева в ту пору, когда он был здоров. С началом болезни он очень сильно изменился. Легче поддавался давлению окружающих. И постепенно стал утрачивать всякий контакт с реальностью. Уверен, что заметно убавились и его аппаратная хитрость, и умелость. Мне не раз приходило в голову, что, не сумей он еще до болезни, то есть до 1975 года, консолидировать свою личную власть, ему едва ли удалось бы даже при тогдашних авторитарных политических порядках удержаться на посту руководителя до самой смерти. И совершить или позволить совершить такое количество ошибок, дурных дел и преступлений (вторжение в Афганистан, например, я иначе характеризовать просто не могу), допустить стагнацию во всех областях жизни, разложение, расцвет коррупции.
Теперь коротко о личных чертах Брежнева. Начал бы я тоже с положительного, тем более что посторонним он умел показывать себя именно с этой стороны. В принципе (до болезни — я снова вынужден сделать эту оговорку) Брежнев был не лишен привлекательности, даже обаяния. Он не был жесток и мстителен (хотя, по-моему, достаточно злопамятен). В обхождении умел (и, видимо, любил) выказывать внимание к окружающим. Во многом, особенно связанном с войной и военными воспоминаниями, был даже сентиментален. Друзей своих старых помнил и, как правило, не оставлял без поддержки (которая, правда, нередко опять же перерастала в протекционизм, покровительство бездарным и не всегда честным приятелям). Не любил объясняться с людьми в случае конфликтов, вообще старался избегать неприятных разговоров; поэтому те, кого очернили, оклеветали, не имели возможности не только объясниться, но даже узнать, за что вышли из доверия и попали в опалу.