Мог и удивить. Так, когда бывал в настроении, особенно во время застолья (от рюмки, пока был здоров, не отказывался, хотя меру, насколько я могу судить, знал, во всяком случае, на склоне лет), вдруг начинал декламировать стихи. Знал наизусть длинную поэму «Сакья Муни» Мережковского, немало стихотворений Есенина. Оказалось, что в молодости Брежнев (об этом он как-то при мне сказал сам) участвовал в самодеятельной «Синей блузе», мечтал стать актером. Известная способность к игре, к актерству (боюсь назвать это артистичностью) в нем была. Я иногда замечал, как он «играл» (надо сказать, неплохо) во время встреч с иностранцами.
Были у Брежнева и очень неприглядные черты. Многое шло оттого, что сам он, его семья, его среда в очень большой мере воплощали, олицетворяли в себе мещанство, мещанский склад мысли, психологию и, что существенно, «нутряные инстинкты». То самое мещанство, которое разглядели в выдвигавшихся все больше «совслужащих», мелких и средних (но хотевших забраться повыше) руководителях и администраторах и так умно и беспощадно описали М. Зощенко, а затем И. Ильф и Е. Петров.
Но, повторю, пока Брежнев был здоров, негативные качества — и политические, и личные — были не так заметны. Болезнь притушила, а потом свела на нет многие его положительные свойства. Отчасти, возможно, потому, что он утратил контроль над собой, перестал сдерживать воспитанные всем прошлым и пришедшие из окружения подозрительность, любовь к сплетням, стяжательство, не знавшие границ тщеславие, желание покрасоваться и перед людьми, и перед собой. Уровень его нравственной требовательности к себе, как, впрочем, и к окружающим, становился все ниже. Может быть, болезнь ускорила процесс распада личности.
Много толков, кривотолков, сплетен вокруг его материальных злоупотреблений. Не думаю, что имеет политический смысл затевать посмертное расследование, но нет сомнений: основания для претензий некоторые поступки Брежнева, и особенно членов его семьи, давали. Например, любовь посидеть за рулем автомобиля не была бы таким уж предосудительным «хобби» (он, кстати, имел права водителя-профессионала), если бы он не выбирал самые роскошные заграничные марки, такие, как, например, «роллс-ройс» и «мерседес». Эти машины образовали вскоре целый автомобильный парк. Оставалось только гадать: то ли они принадлежат Брежневу и его семье, то ли они казенные и он просто любит время от времени на одной из них «с ветерком» прокатиться. В зарубежной печати тема любви советского лидера к роскошным автомобилям широко обсуждалась, немало писали и о том, что при встречах на высшем уровне он их одну за другой принимает в подарок.
Был и подаренный Алиевым перстень с бриллиантом, который Брежнев рассматривал перед телекамерой, то есть на виду у всей страны. Было и многое другое в том же роде. Сюда, естественно, добавлялись всяческие вымыслы и домыслы, тоже подрывавшие авторитет власти, авторитет руководства, авторитет партии. А главное — какой все это подавало пример руководителям всех рангов…
Я уже говорил, что в немалой степени на Брежнева влияла его семья. Конечно, не возразишь, если скажут, что сам он не только терпел, но каким-то образом и поощрял дурные нравы и стиль поведения своих домочадцев, прежде всего детей. Наверное, это так. Но я не хочу искать виноватых, а просто констатирую факт: семья, многие из родственников, а также близкие к ним люди, тянувшиеся за Брежневым с Украины, из Молдавии, вообще с мест его прежней работы, дурно влияли на него.
Одним из таких людей был Щелоков. Брежнев отлично понимал, где находятся рычаги власти, и потому на пост министра внутренних дел назначил своего человека. А знал он Щелокова давно и был, видимо, уверен в его преданности. Что Щелоков был человек не только серый, ничтожный, но и аморальный, даже готовый на преступления, сегодня доказывать, наверное, нет нужды. Он мечтал, как говорили, стать председателем КГБ и членом Политбюро. Не знаю, может быть, на каком-то этапе своей болезни Брежнев и уступил бы неистовому давлению приятеля. Но мешало то, что даже тогда большинство руководителей ввергала в ужас эта перспектива. Мне несколько раз доводилось слышать, в частности от Андропова, о том, что он договорился с Пельше и Сусловым, чтобы вместе или порознь со всей решительностью поставить перед Брежневым вопрос о Щелокове, о необходимости одернуть его, остановить его карьеру, а лучше всего — вообще снять. Этот вопрос перед Брежневым ставили — правда, не знаю, насколько решительно: каждый раз дело кончалось ничем.
Самым нелепым, просто анекдотическим было, по моему убеждению, назначение на ответственнейший пост Председателя Совета Министров страны Н. А. Тихонова, малограмотного, бездарного человека (тоже из старых приятелей Брежнева). Вклад в экономический упадок нашего государства он внес немалый. Много ставленников Брежнева было и на других высоких постах — заместителей Председателя Совета Министров, ответственных деятелей Вооруженных Сил, министров (один из них печально знаменитый министр водного хозяйства Н. Ф. Васильев).