Схема Роя Медведева разваливается, если вспомнить даже лежащие на поверхности события, не углубляясь во тьму коридоров власти. Как известно, Брежнев стал единоличным лидером не с ночи на утро. К власти после свержения Хрущева пришел, по сути дела, триумвират Брежнев―Косыгин―Подгорный. Лишь со временем Брежнев возобладал в нем. А устранение слишком занесшегося Кириленко? А укрощение строптивого Шелеста? А расправа со взбунтовавшимся Егорычевым? А уход Мазурова «по состоянию здоровья»? Нет, Брежнев был сработан не из глины сентиментальности, замешенной на слезах умиления и растроганности. Это был беспощадный боец со стальными кулаками, хотя и в бархатных перчатках.
Нельзя путать интеллектуальную посредственность политического деятеля с его способностью стать лидером. Эти две ипостаси не всегда совпадают, а скорее всего и чаще всего не совпадают. (Кстати, в этом в значительной степени кроется наше непонимание того, почему «посредственности» становятся президентами Соединенных Штатов.) Вполне допускаю, что Брежнев, подобно Есенину, ни при какой погоде не читал «пузатый «Капитал». Но последнему это не помешало стать великим поэтом, а первому — первым лицом в государстве. И тот, и другой обладали талантом: один — поэта, другой — лидера.
Талант лидера предполагает прежде всего волю, целеустремленность, жесткость, переходящую «при надобности» в жестокость, отсутствие предрассудков. Брежнев владел этими качествами больше и лучше, чем его соперники, а посему и возобладал. Слабое наполнение его интеллектуального пульса и гедонизм, граничивший с развратом, разложением и казнокрадством, не должны заслонять этого обстоятельства.
Рой Медведев, подкрепляя свою схему, обращается к мемуарам Брандта и Киссинджера. Цитаты, которые он приводит из них, точны, но некорректны. Они характеризуют Брежнева как человека, как частное лицо, а не как политического и государственного деятеля и тем более не как лидера.
Парадокс — и совсем не психологический — заключается в том, что посредственность не только в интеллектуальной сфере, но и в сфере политической и государственной отнюдь не является непреодолимой помехой для захвата лидерства. Здесь скорее играют роль такие «внешние» факторы, как время, система, случай, везение, долготерпение, долгожительство, а следовательно, и здоровье.
И в мемуарах Брандта, и в мемуарах Киссинджера можно найти пассажи, которые подтверждают именно такую точку зрения. А вот свидетельства человека, знавшего Брежнева лучше их, человека, политическая судьба которого в течение долгих лет непосредственно перекрещивалась с брежневской на самой обширной международной арене, в самой важнейшей ее сфере — в советско-американских отношениях. Я имею в виду бывшего президента Соединенных Штатов Ричарда Никсона. В своей книге мемуаров «Лидеры», описывая гедонизм и сентиментальность Брежнева, его человеческие слабости, бывшие в чем-то одновременно и его сильной, во всяком случае, привлекательной стороной, Никсон настойчиво подчеркивает и нечто другое.
Бывший президент США пишет о нашем бывшем Генсеке как о человеке властном, честолюбивом и беспощадном, который при «иных режимах» вполне мог претендовать на титул «Леонида Великого» по аналогии с Иваном и Петром. Даже вежливость Брежнева была как бы «осадком» его безграничной власти. Никсон вспоминает, что иногда Брежнев вел с ним переговоры в тоне «следователя КГБ, допрашивающего трудного узника». Бывало и так, что он даже давал волю рукам, переходя грань оживленной жестикуляции.
Сравнивая Хрущева с Брежневым, Никсон делает акцент на детали. Плохо сшитые костюмы первого, элегантно скроенные — второго. Хрущев любил утиную охоту и принимал в ней активное участие. Брежнев предпочитал охоту на крупную дичь, но делали за него всю «черную работу» егеря. Он лишь стрелял из ружья с оптическим прицелом.
(Это последнее сравнение особенно символично. Как видим, результат охоты был один и тот же, несмотря на различную методу ее ведения. Лидеры обязаны метко стрелять. Промах может оказаться фатальным. «Антипартийная группировка», пытавшаяся свалить Хрущева, меткостью стрельбы не отличалась.)
В мемуарах Никсона можно встретить ставшие уже клишированными места о французских галстуках и золотых запонках Брежнева, о его пристрастии к автомобилям и лихой езде. В 1973 году, когда Брежнев совершил поездку в США, Никсон от имени своей администрации презентовал ему темно-синий «линкольн Континенталь». А в загородной резиденции Кэмп-Дэвиде Брежнев заставил испытать его несколько неприятных минут, гоняя машину с умопомрачительной скоростью по петляющей дороге. Никсон не забывает упомянуть и о «массажистке Брежнева», от которой несло духами «Арпедж» — любимыми духами госпожи Никсон. Тоже французскими.