Одним из таких событий, свидетелем и участником которых мне пришлось стать, был октябрьский (1964 г.) Пленум ЦК КПСС, тот самый, который, отказав в доверии Н. С. Хрущеву, избрал Первым секретарем ЦК Л. И. Брежнева.
Я был в числе безусловных сторонников Хрущева, несмотря на то что случались у нас и споры и разногласия по серьезным и даже очень серьезным, принципиальным вопросам. И вплоть до самого последнего момента мне конечно же и в голову не могла прийти мысль о возможном устранении его с поста Первого секретаря ЦК. Однако события октября 1964 года повернулись так, что такая акция казалась мне тогда не только возможной, но даже и необходимой. Как мне позже стало известно, готовилось снятие Хрущева давно. Может быть, даже не один год. Во главе сговора стояли Брежнев, Подгорный, Полянский, Андропов, Платов и другие.
— Перед самым октябрьским Пленумом ЦК КПСС пригласили меня поохотиться в Завидово. Был, кстати, там тогда и Сергей Хрущев, сын Никиты Сергеевича. Наверное, взяли его для отвода глаз… Постреляли. И когда стали собираться домой, Брежнев вдруг предлагает мне сесть в его «Чайку»: «Поговорить надо дорогой…»
Там и договорились. Между прочим, с нами ехал еще один секретарь ЦК КПСС — Ю. В. Андропов. Он то и дело вынимал из папки какие-то бумажки и показывал их Брежневу. Тот их просматривал и возвращал со словами: «Хорошо, теперь он от нас никуда не денется».
У меня сложилось впечатление, что дело шло о каком-то компромате… В руках Брежнева я видел справочник «Состав Центрального Комитета и Центральной Ревизионной Комиссии КПСС», в котором он около каждой фамилии ставил крестики, галочки и какие-то другие значки — очевидно, отмечал, кто уже «созрел» и с кем еще надо поработать, чтобы привлечь его в антихрущевскую компанию. Такой практики он, между прочим, придерживался при подготовке многих вопросов.
— Никаких. Я шел на пленум, твердо зная, что с ним надо кончать. Хотя сейчас вижу, что выбирать вместо него нужно было вовсе не Брежнева. Но тогда я мало знал его. Знали украинцы, молдаване, казахи. Но они-то как раз больше всего в кулуарах за него агитировали…
— Нет под ними никаких оснований. Хотя, действительно, Брежнев спрашивал меня в первых числах октября: «Ты зачем рассказываешь разным подонкам о наших делах?» — «Каким подонкам?» — «Писателю Войтехову, например».
Я отрицал это. Но мне, судя по всему, не поверили, ибо Подгорный уже перед самой своей смертью тоже задавал мне этот вопрос. Мне он казался провокационным. Они просто боялись, как бы я не переметнулся на сторону Хрущева и, мало того, не повлиял бы на россиян. И прощупывали меня.
— Мы же вместе работали в Президиуме ЦК КПСС. И мне случалось видеть его в разных ситуациях… Например, однажды, в 1960-м, вызывает он меня в Москву и буквально огорошивает: «Есть решение: ты утверждаешься первым секретарем Целинного крайкома и третьим секретарем ЦК Казахстана». — «Как же так, — недоумевал я, — со мной никто не говорил. Надо же было спросить о моем мнении». — «Решение есть. Поезжай на Внуковский аэродром, лети туда на пленум».
Я вышел от Брежнева. Что делать? Меня трясет. Иду по коридору. Навстречу мне Н. Г. Игнатов, другой секретарь ЦК КПСС. «Ты чего?» Рассказываю. Он удивлен:
«Когда возник вопрос о твоем новом назначении, все говорили — и Полянский, и Брежнев, — что ты согласен». — «Никто со мной не говорил». — «Ясно, они хотят Россию избавить от тебя. Вот что, зайдем-ка ко мне в кабинет, и ты позвони оттуда Хрущеву». — Звоню: «Никита Сергеевич, секретарь Оренбургского обкома Воронов говорит. Как же так: состоялось решение, а я не хочу туда ехать. У меня еще много дел в Оренбурге. Мне хотелось бы там еще хотя бы два-три года проработать». — «Так говорили, что ты дал согласие». — «Никто со мной не говорил». — «Пойди к Брежневу, скажи, чтобы подобрал другую кандидатуру».
Иду к Брежневу, пересказываю ему распоряжение Хрущева. Он матом меня покрыл. Я ушел. А они вынуждены были подобрать другую кандидатуру.
— Кадрами, подбирал кадры.