Увы, никакого понимания у Л. И. Брежнева я не встретил, и более того — выяснилось, что народный контроль как таковой ему представляется вовсе ненужным. «Никакой пользы от народного контроля я не вижу, — сказал он как-то. — Вот был Мехлис — его все боялись». Одно упоминание о Л. З. Мехлисе, бывшем в послевоенные годы министром Госконтроля СССР и прославившемся своей грубостью и жестокостью, сразу ставило точки над «и» — народный контроль как институт демократический не вписывался в рамки бюрократической системы, столь милой сердцу Л. И. Брежнева. Все мои попытки убедить его, включая ссылки на работы В. И. Ленина «Лучше меньше, да лучше» и «Как нам реорганизовать Рабкрин», оставались тщетными.
Правда, он попросил меня написать записку, чтобы вынести вопрос на Политбюро. Я написал и позвонил ему. Он был в то время в Пицунде. Я прилетел туда. Он как раз купался. Я искупался с ним. Потом сели играть в домино, я со своим помощником, он — со своим. Несколько раз оставили Брежнева «козлом».
Выпили рюмку коньяку, потом вторую. Пил он здорово. Записка моя до сих пор, наверное, находится в архиве, хода ей не было дано никакого.
Более того, встал вопрос о моем членстве в Политбюро. Брежнев считал, что Председатель Комитета народного контроля входить в состав Политбюро не должен. Поскольку я видел в этом явное принижение роли народного контроля как такового, мне не оставалось ничего другого, как подать в отставку…
— Нет. Он ругался, когда чувствовал за собой поддержку большинства. А когда этой поддержки не было, предпочитал навязывать свое мнение иными способами, закулисными. Например, Президиум ЦК еще при Хрущеве отклонил предложение возобновить строительство Чебоксарской ГЭС, прерванное в 40-е годы, согласившись с мнением, что новое водохранилище затопило бы чересчур много сельскохозяйственных угодий в пойме Волги и вынудило бы проводить трудоемкие дренажные работы в Горьком и других городах. Но вскоре после прихода к руководству Л. И. Брежнева вопрос о сооружении Чебоксарской ГЭС снова был поставлен в повестку дня, причем единственным доказательством необходимости этого было то, что стройка уже обошлась в 10 миллионов рублей. Выходило примерно так, что к этой пуговице надо было пришить кафтан стоимостью в три (а возможно, и больше) миллиарда рублей.
Президиум ЦК это предложение отклонил, но была образована комиссия под председательством секретаря ЦК А. П. Кириленко, который, кстати сказать, так же как и Л. И. Брежнев, поддерживал предложение энергостроителей. Комиссия, в которую входили член Президиума Д. С. Полянский, Ф. Д. Кулаков, я, а также руководители сельскохозяйственных органов СССР и РСФСР, Минводхоза, Минречфлота, секретари Марийского, Татарского, Чувашского и Горьковского обкомов партии, абсолютным большинством голосов высказалась против сооружения Чебоксарской гидроэлектростанции, что, естественно, не устраивало Л. И. Брежнева и других сторонников строительства.
Казалось бы, вопрос ясен и с повестки дня снят. Но началась персональная «обработка» членов комиссии. Их вызывали к секретарю ЦК Кириленко, где доверительно, «по секрету» сообщали, что строительство это будет иметь особое значение для обороны страны: случись, не дай бог, война, возникнет-де необходимость перегонять подводные лодки из Балтики в Черное море, а для этого нужно иметь на Волге соответствующую глубину. И вот на следующем заседании автор этих строк оказался в печальном одиночестве, голосуя против развертывания строительства.
Итог теперь всем известен: затоплена огромная территория, исчезло около 90 населенных пунктов, а в Горьком и на нефтепромыслах Татарии до сих пор в значительных масштабах приходится проводить дренажные работы.