Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Я уже договорился с Д. Я. Даром, условился, что вечером приедет за Вашей рукописью секретарь Веры Федоровны, и вдруг мне позвонил С. И. Сивоконь из «Семьи и школы» и попросил написать врезку к Вашим воспоминаниям. Я так обрадовался, что рукопись Ваша — или часть ее — будет опубликована в таком массовом журнале, что тут же согласился без всяких условий и оговорок. Не знаю, сумею ли сделать то, что нужно. Жанр довольно трудный, я пробовал.

Кстати. Несколько раз писал Вам по поводу Ваших воспоминаний и всякий раз забывал сказать, что мне ОЧЕНЬ не нравится название. Это хорошо, как эпиграф, посвящение, в крайнем случае, как подзаголовок. Да и это, пожалуй, не годится. «Памяти» — когда что-то посвящается. А это — о нем.

Уж лучше, мне кажется: О моем отце.

Напишите мне, КАК вы назвали свою книгу.

362. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

11/VI 72, Москва.

Дорогой Алексей Иванович.

Насчет неупомянутого мужа и отца — пожалуйста, не ищите причин. Сейчас у меня под рукой нет моей рукописи, но беру «Вопросы Литературы», 72, № 1, где напечатаны письма К. И. к Т. Г. Беру письмо 2, стр. 169 и с трудом, сквозь лупу, читаю перечисление, начинающееся с мужа и отца. Цитирую:

«Ленинградская редакция — московская. Пантелеев, Хармс, Введенский, Житков, Ильин, Зощенко» (Подчеркнуто мной.)

В письме 1 (стр. 168) он перечисляет: «Катаев, Паустовский, Житков, Пантелеев, Барто»…

Итак, К. И. (в который раз!) оправдан, а виноваты во всем двое: я и машинистка.

Люшенька сейчас пришла и нашла мою рукопись. Муж и отец выпали из-за машинистки, а я (маразм) не заметила! (На стр. 205–206 надо вставить Пантелеева, Катаева, Паустовского, Зощенко!)

Уф!

_____________________

Как я рада, что Элико и Маша это заметили! А то перевранный мною список мог бы так и остаться!

_____________________

Идем далее.

К. И. приглашал Агнию Барто на свои Костры, ценя эффектность, эстрадность ее выступлений, но стихов ее — не любил и ей самой цену знал. Когда вернулся из Союза Писателей, где его «прорабатывали» из-за «Одолеем Бармалея», сказал: «гаже всех была Агния Барто». (Она — до статьи в «Правде» — очень восхищалась этой сказкой, а на заседании заявила: «Я предупреждала Чуковского, что сказка плоха, но он зазнался, воображает себя классиком и не слушает товарищеской критики». На другой день она срочно вызвала к себе меня и просила передать К. И.: она его спасла, ей, якобы, А. А. Фадеев сказал: «Если детские писатели сами не расправятся с Чуковским, то будет хуже». И вот она героически взяла на себя расправу — спасла его от худшего…)

Стихи ее, за исключением немногих, не любил — он ведь любил фольклор и классику, а она — vulgar. В год смерти, летом, спустившись однажды из своих комнат вниз, в столовую, он услышал из-за двери, как Митя или Аня, не помню, читают маленькой Маринке Агнины стишки.

Посмотрел на меня, громким шопотом произнес:

— У меня в доме читать детям стихи Барто! — и вышел.

_____________________

Может быть, Вы правы, что о дачниках не поймут. В сущности, следовало бы сказать «мещане», т. е. люди не одухотворенные, лишенные духовной культуры, чувства преемственности ее. В то время, о котором я пишу, этот бездуховный набор и определялся именем «дачники» — см., напр., «Вольные мысли» Блока:

…берет под ручку
И ведет на дачу.[502]

или в «Незнакомке»:

Над скукой загородных дач…

И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.

Говоря о том времени, я и веду тот счет.

_____________________

Я очень счастлива и польщена, что Вы согласились написать для «Семьи и Школы» вступление к моим главам, но не думайте, пожалуйста, что тут мои происки. Я вообще им и себя не предлагала, предложили друзья. Они, к моему удивлению, загорелись и ухватились. Предложили дать им все, от начала до конца, с купюрами, на 6 номеров. Но я отказалась, ибо писать я еще кое-как в силах, а вот возиться с рукописью, делать купюры — решительно нет. Физически не могу. Я предложила вместо всей книги с купюрами, вместо 17 глав, взять первые 7 — почти без купюр. Пока они на это согласились. Попросили меня назвать, кто мог бы сделать предисловие. Я назвала Владимира Иосифовича[503]. Последовал удивленный и возмущенный отказ. (Об этом разговоре с Любовью Михайловной Ивановой[504] я ему не сказала…) На следующий день позвонил милый Сергей Иванович Сивоконь (кстати, приятель Владимира Иосифовича) и предложил Вас. Я обрадовалась и поблагодарила. (Сама бы я просто не посмела отрывать Вас от работы, отдыха, болезни.)

Но каков Владимир Иосифович! «Он с Любовью Михайловной не контактирует», — объяснил мне Сергей Иванович.

Я понимаю так: люди, которые с Владимиром Иосифовичем «не контактируют», — плохие люди.

363. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

12/VI 72.