Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Вы правы: у Барто есть место в литературе для детей и не малое, но она вульгарна. Мелкий человек и поэзия мелкой, тривиальной, вульгарной, дюжинной души.

Вот, кажется, все.

368. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

6/VIII 72.

Дорогой Алексей Иванович, не думайте, пожалуйста, будто я позабыла о Машенькином дне. Но я не в силах была ни телеграфировать, ни писать, очень были тягостные дни. Поблизости, у наших давних соседей, несчастье. Вы, наверное, слышали — или читали — что утонул Николай Леонидович Степанов. Он наш сосед, а также мой и Шурин соученик по Институту; Николай Леонидович утонул на днях в нашем Переделкинском пруду. Целые сутки не могли найти тело. Вскрытие показало, что он раньше умер, а потом утонул: сердечный спазм от охлаждения, разрыв аорты.

3/VIII его похоронили.

_____________________

Люша прочитала мне вслух Ваши воспоминания[509]. Сколько же Вы, милый друг, вбили туда труда. Но недаром: сейчас там все повороты точны и виртуозны, и мысль Ваша выражена полно и ясно; сохранена сложность, многозначность, но исчезла некая двусмысленность. Вещь вся — пример художественной диалектики.

Замечания у меня два: одно крохотное (и сомнительное), другое покрупней. Я не знаю, можно ли написать, как у Вас написано:

«его слова и высказывания».

Высказывания — не то ли самое, что слова?.. Может быть, я ошибаюсь.

А важное, мне кажется, вот что:

Вы пишете, что он ненавидел — или не принимал? (у меня рукописи нет, я по памяти!) «всякую проповедь добра».

Это место очень существенное и очень у Вас верное (о моральном ребячестве)[510].

Но я в своих Воспоминаниях цитирую письмо К. И. к Семынину, где он пишет:

«Всякий истинный поэт — глашатай, проповедник добра».

Он не выносил проповеди — Вы правы! любой, т. е. ощущения чужой настырности, навязчивости что ли. Недаром он так хвалил Чехова за скрытность письма, и изо всех русских гениев более всех любил не Толстого (проповедь!), не Достоевского (проповедь), а Чехова (скрытая проповедь, только художническая, никогда не прямая). Он действительно по-ребячьи боялся всякой определенности, подозревая в ней догму.

(Сам же, однако, написал:

Надо, надо умываться…

и

Добрый доктор Айболит…

и насчет воспитания доброты в «От 2 до 5»).

Вот, наговорила я много, а предложение мое простое: зачеркнуть одно слово: добра.

Большое спасибо за Воспоминания. Очень хочется, чтобы они попали в сборник.

_____________________

Получила 2-ю корректуру из «Семьи и Школы». Чудеса!

369. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград, 16.9.72.

Дорогая Лидочка! Наконец-то от Вас письмо. Радуюсь выходу 9-го №-ра «Семьи и школы», получил его (как старый подписчик, вероятно) раньше, чем автор. Огорчился, что так мало. Удалось ли Вам отстоять главу про стихи? Как видите, тому варианту предисловия, где я по заслугам хвалил эту главу, редакция предпочла другой. Да и в этом просили «умерить некоторый излишний пафос». Что я — после «домашнего анализа» (как выражаются шахматисты) и сделал.

Вы спрашиваете, видел ли я 8-й том Собр. сочинений Маршака. Я ни одного тома не видел, не подписан.

В августе — сентябре получил два письма от Элика. Одно — огромное, лицемерное, где он говорит о братской любви ко мне, о фатальности «того, что между нами произошло» (смеет сравнивать историю наших отношений с историей отношений между С. Я. и Житковым). В том же письме он писал, что у него имеется 15 (!) страниц замечаний к моим воспоминаниям о С. Я. Столько, мол, он обнаружил в моей работе неточностей. Я написал ему, что он не имел права не известить меня об этих ошибках, и просил его прислать эти 15 страниц. Конечно, он ничего не прислал. «Это я мог бы сделать только в том случае, если бы Вы относились ко мне по-дружески», — пишет он. Вымогает дружбу. Не могу понять — зачем ему вообще понадобилось обращаться ко мне. Ведь 7 лет молчал об «ошибках»! И не нуждался в моей дружбе. И не испытывал братской любви.

370. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

22/IX 72.

Дорогой Алексей Иванович.

Начну, чтобы не позабыть, с просьбы. В этом году большое и радостное событие в школе: в рекомендательный список книг для внеклассного чтения введен и Герцен: «Былое и Думы». И вот в Переделкинской библиотеке не стало хватать экземпляров этой книги! Просят меня библиотекарши собрать у писателей поболее. Я на что рассчитываю: если человек покупает Собрание Сочинений, то у него может остаться отдельное издание… Так вот, милый друг (мой и Библиотеки К. И.!), нет ли у Вас

«Былого и Дум»,

«Войны и Мира»?

и вообще любых не нужных Вам классических произведений? Дело все в том, что Библиотеку посещают ведь не только дети, но и юноши, и пенсионеры, и очень хочется насытить их… Вы живете в доме, где наверное у многих, кроме Собр. соч., имеются отдельно — у кого «Вишневый сад», у кого «Отцы и дети», у кого «Два гусара»…

Все это нам очень нужно. (Адрес — мой, московский.)