— Ты что? — выпучиваю глаза, в то время как Смирнов тянет меня через консоль к себе на колени. — Смирно-о-о-в, — скулю, но все же раздвигаю ноги. Обхватываю его внизу, а руки забрасываю за мужскую шею.
— Теперь поговорим, несвободно свободная кубинка? — пальцами песочит мочки моих ушей, одновременно с этим приближая свое лицо ко мне.
— М-м-м, — пытаюсь отклониться. — Не напирай. Там люди ждут, у нас нет времени на эти игры.
— Недотрогу строишь? — язвит Сергей.
— Я тебя сейчас ударю, милый! — дергаюсь на его коленях, своей промежностью задевая чрезмерно возбужденный пах.
— Ударь! — ухмыляется. — Одни угрозы, шипение и наигранная ненависть… Любишь же, чикуита?
— Наигранная? — цепляюсь за выдуманный, как по мне, эпитет.
— Ты играешь, Женька! Строишь недотрогу! Изображаешь обиженную женщину, хотя давно меня простила и жаждешь ласки и внимания. Так я окажу ее — нет проблем! Что-то от четырех проведенных пар я членом застоялся…
— Я ударю, Серый, ей-богу, если ты не прекратишь! — рычу, руками упираюсь в мужские плечи и выгибаю спину в попытке вывернуться и слезть с колен сильного в несколько раз относительно моей физической составляющей взбудораженного близостью мужчины. — Поехали! Дома сексом займемся, там членом и разойдешься…
— Обещаешь? — Смирнов сжимает мою талию и не позволяет ни одного лишнего движения. — Давай, революционерка! — дергает, как живую куклу. — Обещай, клянись, божись, будь верна идеалам своей партии. Ну?
— Да… — шевелю губами и прикасаюсь к его щеке резким, как будто жалящим или клюющим поцелуем.
— Ура, ура, ура-а-а-а! Я все-таки своего добился… — плотоядно скалится, а затем тянется за поцелуем в мою шею…
— Как твои дела? — пока застегиваю свои босоножки, разговариваю с сидящей на диване в танцевальной раздевалке Дашей.
Бледненькая, похудевшая, как будто изможденная девочка внимательно следит за мной.
— Все нормально, — не сводя с меня глаз, она раскачивается на своем месте из стороны в сторону, добавляя какое-то странное, словно страдальческое выражение, на свое лицо.
— Плохо себя чувствуешь, детка? — встряхиваю ноги, поднимаюсь и одергиваю свою одежду. — Приболела?
— Есть немного, Женечка. Омлет стоит вот здесь, чересчур противно! — поднимает руку к шее под самый подбородок и показывает точное месторасположение еды, от которой, видимо, у Дашки стойкое несварение. — Уже вечер, время ужина, а я даже не обедала. Не смогла ничего пропихнуть внутрь. Все идет незамедлительно наружу, что не попробую. То запах бесит, то вкус претит. Боже мой, я очень есть хочу, но не знаю, чем можно из более-менее съедобного отравиться. Это мои расшатанные нервы. Теперь вот еще пищевое расстройство внезапно обострилось.
— Давно?
— Не знаю. Не заметила, когда. Но, — Дашка громко и очень жалобно стонет, — не могу так больше, еле ногами передвигаю.
— Ты, — шепчу и глазами указываю на низ ее живота, — нет? Не это… Понимаешь? Может быть…
Даша громко всхлипывает и закрывает двумя руками раскрасневшееся лицо.
— Детка-детка, — быстро подскакиваю к ней, присаживаюсь у ее сильно сведенных вместе ног и пытаюсь оттянуть импровизированную маску из маленьких, но вытянутых худых кистей. — Я ерунду спросила? Что ты? Или все-таки права? Господи! А Оля знает? А Ярослав? А папа?
— Я не беременна! — она почти бросается на меня, обнимает и шепчет в ухо. — Не беременна, не беременна, тетя… Если бы, если бы… Я так молю об этом! Конечно, мамочка все знает. Я больше не стану… — Даша резко замолкает и странно застывает в своих движениях.
— Что? — тем же мягким шепотом ей в ухо задаю вопрос. — Что не станешь, дорогая?
— Ничего! Не обращай, пожалуйста, внимания, — она вдруг отстраняется, почти отталкивает меня, и быстро вскакивает на ноги. — Идем? — сквозь слезы улыбается и даже невысоко подпрыгивает, бодрится и наигранно хорохорится. — Улыбаемся, родная. Где наша яркая улыбка, тетя? Там ведь твой Сережа ждет и уже немножечко волнуется. Помни, что это не генеральный смотр или чемпионат, а просто ваш с ним вечер. Он забронировал зал, Женечка. Исключительно для вас, в ваше полное распоряжение. Мы немного с вами потанцуем, а потом…
— Спасибо, рыбка, — целую ее в щечку и тут же вытираю след своей помады. — Прости-прости.
— Не страшно, тетя, — Даша двумя пальцами растирает кожу и убирает мой «губной налет».