Лабинцы. Побег из красной России

«Мы идем в Грузию», с полной надеждой, что будем там через несколько дней, а в портах Туапсе и Сочи нас ждут запасы продовольствия для полков, поэтому полки в богатой станице Аадожской не запаслись ничем.

Да и обоза первого разряда, принятого на войне, фактически ни один полк не имел. И каждый казак «запасался» лично для себя, как умел и хотел, имея торбу зерна для своего коня, не больше.

По мягкой грязи корпус дошел до хутора Бологова. Передохнув, двинулись дальше на юго-запад и на ночь остановились в первом же черкесском ауле. С арьергардным 1-м Лабинским полком вошел в полной темноте. Черкес-хозяин для штаба дивизии отвел «переднюю», спрятав в дальней комнате всех своих женщин — жену и дочерей. Он очень беспокойно входил и выходил из нашей комнаты, расширенными своими черными глазами смотрел на меня и тяжко вздыхал, а почему — я не знаю.

— Мы голодны и хотим есть, — сказал я ему.

После долгих переговоров по-черкесски со своей женой через дверь сам принес нам молоко, сыр и хлеб. Всего в ограниченном количестве. «Прощай, вольготные кубанские богатые станицы», — подумал я тогда, покушав «налегке», и неуютно заснул.

В этот памятный день 4 марта 1920 года мы перешли «Кубанский Рубикон», совершенно не думая, что свою родную Кубань многие из нас уже никогда не увидят.

ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ В станице Ново-Лабинской

5 марта 1920 года 2-й Кубанский конный корпус генерала Науменко выступил в направлении станицы Ново-Лабинской. С противником соприкосновение было утеряно. Черкесский аул остался позади нас. Полки корпуса шли спокойно к югу.

По пути, вправо от нас, какие-то части вели бой. Мы увидели, как одна конная часть человек в двести разомкнутым строем, широким наметом понеслась в атаку прямо на запад, к гаю леса. Потом говорили, что это были казаки станицы Некрасовской.

Небольшое, но интересное дополнение: «4 марта 1920 года, когда корпус генерала Науменко вошел в станицу Ладожскую — мы, некрасовцы, в том числе и я, прибыли в эту станицу, которая была переполнена казаками. Мы решили оставить Ладожскую и тронулись в станицу Усть-Лабинскую, которая находилась в семи верстах от нашей Некрасовской станицы. Прибыли с рассветом в нашу станицу, где пробыли один день и 6 марта, до 200 казаков, во главе с есаулом Збронским¹⁴⁷ — двинулись на юг и, за рекой Лабой — влились в Корниловский конный полк и находились в нем до капитуляции Кубанской армии»¹⁴⁸.

Так написал мне подхорунжий И.Г. Васильев — кадровый взводный урядник 1-й Кубанской пластунской бригады генерала Пржевальского¹⁴⁹, георгиевский кавалер трех степеней Великой войны.

Это, видимо, они, некрасовские казаки, пошли так молодецки в конную атаку на красных на наших глазах, в районе своей станицы, с храбрым есаулом Збронским, нашим старым Корниловцем и потом сотенным командиром во 2-м Кубанском Партизанском полку своего станичника полковника Соламахина, корпуса генерала Шкуро. Мы тогда отступали вместе, «от Воронежа и до Кубани», находясь в рядах 1-й Кавказской казачьей дивизии.

Было сыро в природе. Стояла жидкая грязь. К обеду наш корпус вошел в станицу Ново-Лабинскую. Как не похожа была эта маленькая станица на наши большие, что остались на том, правом берегу родной Кубани! Бедность сквозила во всем. Редко попадались дома «под жестью». Бедные постройки. Во дворах мало амбаров. Непросохшая грязь еще более подчеркивала непрезентабельность станицы и толкала душу на грустные размышления.

Находясь в своей квартире, слышу зурну, тулумбас, тарелки и лихую, с зычным подголоском, казачью песню. Быстро выскакиваю на крыльцо и вижу небольшую колонну конных казаков в черкесках с красными башлыками за плечами. Они пели какую-то веселую песню, и чисто по-линейски — образно и сноровисто, словно мы и не отступаем «в неизвестность». Меня это удивило. Даже в моем 1-м Лабинском полку после сдачи Кавказской уже не слышно было песен. Как это случилось — не знаю. Безусловно, произошел психологический перелом в умах всех, и уже и сами командиры не вызывали, как бывало, бодрящим возгласом: «Песенники, вперед!»

Потом казаки-ординарцы говорили, что «то прошли шкуринцы». Но мне казалось, что это проходили сотни 1-го Линейного полка. «Шку-ринцев», как таковых, тогда в том районе не было. 1-й и 2-й Кубанские Партизанские конные полки были расформированы при мне еще в станице Невинномысской, по нашем приходе-отходе «от Воронежа», а 1-й и 2-й Хоперские полки, как основные «шкуринцы», находились в это время в 3-й Кубанской казачьей дивизии генерала Бабиева, отступавшего по маршруту Ставрополь—Невинномысская—Майкоп.

За Лабой-рекой. В черкесском ауле

С утра 6 марта красные появились в виду станицы. Это было неожиданно. Корпус немедленно снялся, перешел Лабу и двинулся на юг, в черкесские аулы. 1-му Лабинскому полку приказано было быть в арьергарде и, перейдя Лабу, охранять переправы через нее.