Лабинцы. Побег из красной России

Он просит «обязательно» войти в хату и «хоть посмотреть Святой угол», как говорят в станицах. Этому рассудительному казаку отказать я не мог. Зашел, перекрестился на иконы в Святом углу. Сели за стол. Он один. Мать и жена у печи. Обе молчат и грустны.

— Вот, мама, и ты, Феня, тот мой полковник станицы Кавказской, о котором я так много вам рассказывал. Таковых уже не сыскать. Ежели бы все были такие, — вдруг говорит он.

— Да ты что, Тимофей?.. — перебиваю я его. — Я зашел к тебе отведать хлеба-соли и повидать Святой угол, а ты занимаешься каким-то восхвалением.

— Э-э, Федор Иванович, вот в этом-то и горе наше, что не все офицеры были настоящими!.. Што я, не вижу?! Тоже службу военную хорошо прошел! Многое видал! Теперь вы уходите. Я сам остаюсь. Не могу и не хочу идти. Не верю!.. Пусть што будет. И перед разлукою — хочу Вам сказать то, што у меня на душе.

Писали потом, что красные коня отобрали на второй же день.

С красными у нас потеряна связь. Где противник — неизвестно. После дневки в Тифлисской корпус вошел в станицу Ладожскую Екатерино-дарского отдела. Это была родина генералов Косинова, Растегаева¹³¹ и полковника Калугина¹³² — наших кавказцев — и моего друга полковника Сменова¹³³. Она расположена на высоком плоскогорье, и Кубань протекает непосредственно внизу. 2-я дивизия расположилась в самой восточной стороне станицы, а штабу дивизии отведена квартира в доме станичного атамана, бывшего урядника Конвоя Его Величества. Хозяйство атамана хорошее, но не отличное. Скромная, молчаливая жена. Атамана мы не видим, так как он все время находится в станичном правлении.

Еду в штаб корпуса для ориентировки. Там вижу очень красивого старика генерала. У него роскошная седая борода, аккуратно подстриженная и поделенная на две стороны. Одет элегантно. На нем светлосерая черкеска на черном бешмете. На ногах мягкие хромовые сапоги. Оружие, кинжал и шашка в богатой серебряной оправе. Он так нарядно и аккуратно был одет, что если бы не седая борода или если бы не видеть его головы, то можно было подумать, что это сидит только что произведенный в офицеры юнкер.

Он был эластичен не только в своих манерах, но был эластичен и в разговоре. И сидит он на стуле легко, готовый быстро подняться с него в любой момент, в особенности на зов начальника или дамы. Вид его был таков, словно он собрался на бал и вот по пути заехал сюда, на военное совещание.

Тут же сидел начальник 4-й Кубанской дивизии полковник Хоранов, который, прищурившись по-горски и не снимая со своего лица какой-то странной, смущенной и слегка растерянной улыбки, говорил какие-то каламбуры, обращаясь то к генералу Науменко, то к этому генералу.

Говорилось об отступлении за Кубань и еще что-то. Потом генерал Науменко отпустил всех и посоветовал этому нарядному генералу вернуться в Екатеринодар, явиться в Войсковой штаб и «уже там все выяснить». А что «выяснить» — я не знал. Об этом разговор был, видимо, до моего прибытия.

— Полковник Елисеев, задержитесь здесь немного, — говорит мне генерал Науменко.

Мы едем верхом в станичное правление, откуда он хочет говорить с начальником Кубанского Войскового штаба. Мы там.

— Вы знаете, Елисеев, что случилось? — с улыбкой спрашивает он меня.

— Ничего не знаю, Ваше превосходительство, — отвечаю ему.

— Да вот этого генерала, Серафимовича¹³⁴, прислал ко мне Войсковой штаб на должность начальника 4-й дивизии. И как нарочно, Хоранов был у меня. А Серафимович представился мне как уже начальник его дивизии. Вы разве не обратили внимания, какое выражение лица было у Хораныча? — говорит Науменко. — Но я решил оставить Хо-ранова в этой должности. И вот об этом буду говорить с начальником штаба Войска. И я хочу, чтобы Вы присутствовали.

— Но это еще не все, — продолжает он. — Вы видели когда-либо такую смелость — Хоранов не просит, а требует, чтобы я его представил в чин генерал-майора! Вы знаете, как он умеет к этому «подойти»? — возмущается он.

И тут же копирует слова Хоранова, с его осетинским акцентом, отчего нам обоим становится весело. А слова Хоранова были таковы:

— Ваше превосходительство, Вы знаете, что командир бригады уже должен быть генерал-майор?.. А я командую у Вас дивизией и все остаюсь в чине полковника.

У Хоранова, несмотря на его высшее образование, осетинский акцент все же оставался. Он, например, произносил «гэнэрал» вместо «генерал».

Произнеся целую тираду «слов Хоранова», Науменко спрашивает меня:

— Ну, как Вы думаете, Елисеев? Стоит ли представить его в генералы?

— Представьте, Ваше превосходительство. Он неплохой человек. Старый офицер. Мы отступаем. И все же он действительно начальник дивизии. И как-никак — он собрал казаков-кавказцев! — сказал я.

— Я и сам об этом так думал. И Вас спросил для проверки своих мыслей, так как Вы бывший его однополчанин и лучше его знаете, чем я, — закончил он.