Лабиринт

Матерно ругнувшись, Аникеев побежал, что было сил. Каждый шаг отдавался нечеловеческой болью в руке. Боль распространилась и на плечо. Белый свет за спиной становился всё ярче и ярче. Боль пронзила левую ягодицу. Вскрикнув, Иван обернулся. Превознемогая боль, несколько раз махнул рукояткой пистолета . Четыре пчелы упали на пол. Аникеев раздавил их правой ногой, мысленно поблагодарив татуированного незнакомца за хорошие ботинки. Пчелы пытались окружить Ивана, но Аникеев сбивал их рукояткой, не давая залететь вперед и подлетать близко. Периодически отмахиваясь от пчел, он ковылял вперед, волоча за собой левую ногу, матерясь, как сапожник. Силы покидали его. Боль пронзала уже всё тело. Липкий пот заливал глаза. Левая штанина треснула по шву. Сквозь большую дыру Иван увидел свою распухшую ногу, больше похожую на ногу слона. Ему хотелось закричать, но кричать сил не было. Горло словно сдавил кто-то большой невидимыми, но очень сильными руками. Если бы Иван в тот момент упал, то подняться уже не смог бы. Он бы погиб от укусов этих странных светящихся пчел. А жалящих насекомых становилось всё больше и больше. Их свет уже ослеплял. Они подлетали всё ближе и ближе.

Две пчелы пролетели над головой Ивана, потом развернулись и полетели ему навстречу. Махнув пистолетом, он ударил сначала по одной пчеле. Та упала на спину, жужжа крыльями, дергая лапками и пытаясь перевернуться. Аникеев каблуком ботинка превратил её в желто-черное месиво. Вторая пчела увернулась от удара, пролетев между поднятой вверх левой рукой и ухом Ивана, поцарапав крылышком мочку уха. Аникеев не стал оборачиваться на пчелу, которая оцарапала ему ухо, похромал дальше. Но тут он почувствовал, как сразу несколько пчел сели ему на спину, на плечи. Одна из пчел приземлилась на шляпу. Крича, распухшей рукой он сорвал с головы шляпу, ударил ею по стене, убив пчелу. Потом он стал шляпой хлопать себя по плечам, тереться спиной об стену, чтобы убить пчел, сидящих на спине. Но пчел это не пугало. Они со всех сторон облепили Аникеева и стали жалить его. Иван кричал во всю мощь своих легких, вертелся, как волчок, пока не запнулся и не упал.

Он упал спиной на что-то холодное и мягкое. Приподняв голову, он увидел, что лежит на снегу у выхода из лабиринта. Пчелы одна за другой подлетали к выходу, разворачивались и улетали назад, в коридоры лабиринта, освещая себе путь белым светом.

На этот раз вход в лабиринт был в середине большого камня, покрытого снегом. За камнем виднелись заснеженные горы, над которыми кружили птицы. Снег падал густыми хлопьями, облепляя Аникееву лицо.

Ивану было холодно. Он дрожал всем телом, пытался встать, но руки и ноги его не слушались. Он даже не мог поднять руки, чтобы убрать снег с лица . А большие снежинки всё падали и падали, залепляя глаза Ивана, попадая в широко открытый рот, из которого вместо крика о помощи вырывалось лишь тихое шипение.

Спина, лицо потеряли чувствительность. Но почему-то Ивану стало тепло и хорошо. Это было похоже на пограничное состояние между бодрствованием и сном, когда человек ещё не спит, но уже не бодрствует.

«Если это и есть смерть, то она чертовски приятна», – подумал Иван, погружаясь в темную пучину небытия. На его губах застыла блаженная улыбка.

Он проваливался куда-то вниз, всё глубже и глубже. И, чем ниже он опускался, тем теплее ему становилось. Казалось, что так может продолжаться целую вечность. Ему тепло и хорошо. И ничего не нужно. Наплевать на то, что тело утратило подвижность и чувствительность. Это уже не имеет никакого значения. Всё не имеет никакого значения. Всё – ерунда, суета и лишняя трата времени. Покой – вот, что главное. Вечный покой!

Когда темнота стала таять, и в глаза ударил яркий свет, чьи-то руки вцепились в безрукавку, стали трясти Ивана. Вернувшись из сладкого небытия в свое окоченевшее тело, Аникеев застонал. Это был не столько стон боли, сколько протест против возвращения назад. Эти же руки очистили от снега лицо Ивана. Он увидел человекоподобное существо в одежде из шкур. Одежда скрывала всё, кроме больших черных глаз, которые смотрели на Аникеева с любопытством.

Проворчав что-то нечленораздельное, существо в шкурах подхватило Ивана под мышки. В тот момент он увидел обычный камень, за ним – горы. Вход в лабиринт закрылся. Иван в очередной раз застонал. В этот раз – от отчаяния. Он подумал, что опять будет вынужден бродить по чужой для него земле, как-то адаптироваться к чуждым для него условиям жизни, рисковать, открывать для себя что-то новое. А всё для чего? Для того, чтобы снова оказаться в лабиринте и блуждать по нему в поисках новых приключений? Или для того, чтобы красиво умереть или быть заживо съеденным какой-нибудь лохматой тварью?

Существо в шкурах уложило Ивана на сани, привязало к ним ремешками и накинуло на него шкуру какого-то животного. Потом существо приложило к губам Аникеева фляжку.

– Ятя! – проговорило человекоподобное существо, наклоняя фляжку.