Лабиринт мертвеца

Он мог потеряться и раньше. В две тысячи девятом году в библиотеке начался четырёхлетний ремонт. Книги стояли по всему холлу – их то выносили из книгохранения, то заносили обратно. Библиотекари старались ничего не напутать, но случалось всякое. «Тут ведь, понимаешь, человеческий фактор», – вспомнились слова дядя Рустэма. Наконец, официальная ББК, то есть библиотечно-библиографическая классификация, менялась, и в библиотеке порой не успевали под неё подстроиться, в спешке переставляли книги – их на Бородинской было почти сто пятьдесят тысяч, – и тут опять же немудрено потерять Ружа. Кроме того, книгохранения младшего и старшего отделов недавно объединились – ещё один повод для неразберихи.

– Значит, «Таинственное похищение» всё-таки там? – спросила я. – Стойт себе в подвале, просто никто не знает, где именно?

Людмила Степановна поняла: подобными объяснениями меня не угомонить – и сказала, что старенький, напечатанный больше полувека назад Руж, скорее всего, пошёл в макулатуру, а его списание забыли отметить в компьютере, вот в программке и высвечивался статус «свободен».

П-образная стойка вахтёра на входе в библиотеку была облицована стопками списанных книг. Они лежали корешками внутрь – получилась кладка из серых кирпичиков с разноцветной окантовкой. Я с грустью подумала, что в стойке прячется и мой Руж, а Настя предложила пробраться в книгохранение и перевернуть там всё вверх дном. Ничего переворачивать я не собиралась. Да и не представляла, как спуститься в подвал.

Болгарин Руж не давал мне покоя, но пришлось заняться другими книгами Смирнова. Я открыла Джозефа Конрада. Внешне томик, напечатанный в восемьдесят девятом году издательством «Правда», не впечатлил. Я подозревала, что роман Конрада напомнит «Оцеолу» или «Золотую цепь», и была совсем не готова к тому, что меня ожидало под зелёной обложкой «Лорда Джима». Первые страниц двадцать меня чуть не убили! Бесконечные перечисления чувств, предметов, действий! Автор будто силился подыскать самый точный образ – не знал, какой из них выбрать, и пускал в ход все подряд, свивая из слов невообразимо трудные предложения. Некоторые абзацы я перечитывала по несколько раз, пытаясь вникнуть в их содержание, а после каждой вымученной страницы с грустью смотрела на толстенный обрез книги. Опасалась, что не вынесу этой пытки и впервые в жизни брошу книгу недочитанной. Мне начинало казаться, что «я таджик» был безумным библиотекарем, который распланировал свой квест с единственной целью – заставить нерадивых школьников прочитать что-нибудь занудное не из школьной программы. Уф!

«Вскрывается неуловимое нечто, и в мозг и в сердце человека закрадывается уверенность в том, что это сплетение событий или бешенство стихий надвигается с целью недоброй, с силой, не поддающейся контролю, с жестокостью необузданной, замышляющей вырвать у человека надежду и возбудить в нём страх, мучительную усталость и стремление к покою… раздавить, уничтожить, стереть всё, что он видел, знал, любил, ненавидел, – и насущно необходимое, и ненужное: солнечный свет, воспоминания, будущее, – надвигается с жестокостью, замышляющей смести весь мир, просто и безжалостно отняв у человека жизнь». Вот как?! Как такое читать?!

Возмущённая, я извертелась в кровати. Позвонила Насте и зачитала ей это предложение. Настя ожидаемо пришла в ужас, высказала мне всё, что думает о великих писателях вроде Джозефа Конрада. Правда, на всякий случай уточнила, действительно ли он великий. Я призналась, что раньше о Конраде не слышала. Настя заявила, что его нужно запретить и немедленно изъять из библиотек, чтобы не ставить под угрозу психическое здоровье читателей. Следом я зачитала несколько цитат Гаммеру. Гаммер запретить Конрада не потребовал, но согласился, что ему больше по нраву «Охотники за сокровищами». После разговора с Настей и Гаммером моё возмущение ослабло. Я вернулась к книге. Утомительные нанизывания закончились, автор больше не порывался соревноваться с самим собой в перечислении синонимов – или я привыкла к его манере? – и неожиданно история меня захватила.