Лабиринт мертвеца

Вдоль тропинки тянулся заиленный канал. Не все догадывались, что это Парковый ручей, бывший Хуфенфрайграбен. Он тут выглядел неказистым, а его выложенное бетонными плитами русло – грязным и унылым, но парочки любили прогуливаться у канала и наверняка считали свою прогулку романтичной. Вообще, Парковый ручей вытекал из Верхнего пруда в центре Калининграда – там, где городская застройка старого Кёнигсберга больше века назад прорвалась за внутреннее кольцо крепостной стены и породила колонии вилл вроде Марауненхофа и Амалиенау. Кёнигсберг перестал называться городом-крепостью, а ручей весело тёк под современной улицей Профессора Баранова, которая тогда ещё была частью оборонительного вала. В советское время её хотели сделать калининградским Арбатом, но что-то явно пошло не так. Сама я на Арбате не была, но по фотографиям знала, что выглядит он иначе. Ручей огибал собор Христа Спасителя, опускался под Советский проспект и вновь показывался под мостом на Брамса. Там в ручей падали дубовые и липовые листья, а под зоопарком в него сливали грязную воду из вольеров, и ручей отчасти становился сточным. Он тёк дальше, прятался под проспектом Мира неподалёку от любимого Настей Треугольника с дорогими кафешками и вновь появлялся в Центральном парке культуры и отдыха – пересекал его и этим оправдывал своё название.

Сам парк раньше был лесом с вековыми липами, цветущими кустами жасмина. В нём устраивались королевские пикники и королевская охота, а теперь из него в ручей сливалось бог знает что. Ручей окончательно делался сточным, нырял под мост на Дмитрия Донского и выныривал здесь, у тропинки, ведущей к Рельсам. Его забетонированное русло проходило под железнодорожным полотном мимо Боярского и терялось в заводских районах Вагонки, откуда ручей, едва ли став хоть чуточку чище, впадал в Преголю.

Я как-то рассказала Насте, какой путь проходил бывший Хуфенфрайграбен, прежде чем оказаться здесь. Настя ответила, что мне нужно меньше читать книг и уж точно не стоит портить другим людям настроение. Правда, после этого она держалась от ручья подальше и уже не вставала на протянутых поперёк русла ржавых рельсинах – раньше любила на них балансировать и шутить о возможном падении в воду, а теперь поглядывала на неё с брезгливостью и опаской.

Я села под арку центральной опоры так, чтобы не видеть Боярского, и достала «Потерянный горизонт». Напротив меня горел вонючий костёр, разведённый парнями из пятьдесят шестой школы – они ходили сюда аж из Балтрайона, хотя там было своё костровое местечко. К ним присоединились Глеб, Настя и Настины подруги, и было смешно наблюдать, как Глеб сторонится дыма, явно не желая, чтобы его пальто пропахло. За моей спиной горел костёр поменьше, разведённый ребятами из четырнадцатой школы. Они жили здесь неподалёку. И пусть Настя называла их школу «самой отбитой школой Калининграда», они вели себя тихо, а одну из девочек я прежде видела у нас в библиотеке, и в этой девочке ничего отбитого точно не было.

Гаммер тем временем отошёл в сторонку, чтобы опробовать костровое снаряжение. Почему-то не позвал меня посмотреть, как он добывает огонь. Наверное, побоялся, что огниво не сработает. Долго высекал искры, дул под сухие ветки. Корпел так сосредоточенно, что я рассмеялась. Всё-таки развёл отдельный костерок и в самом деле обошёлся без зажигалки. Гаммер выглядел довольным, но одиноким. Я подумала перебраться к нему и позвать Настю с Глебом, однако Гаммер раскидал свои горевшие ветки и сам присоединился к остальным. Я минутку послушала общий разговор и возвратилась к истории Конвэя Великолепного, чей самолёт разбился в заснеженных горах неподалёку от Тибета.

Монахи привели Конвэя и других пассажиров к горе Каракал. На её склоне они увидели прекрасный монастырь Шангри-ла и поразились его богатству, ведь считали, что в лучшем случае набредут на снежную пещеру с обезумевшими и вынужденными сражаться за свою жизнь отшельниками. Под монастырём, укрытая со всех сторон отвесными скалами, пряталась плодородная долина – цветущий оазис посреди ледяной пустыни. Монахи поселили измученных гостей в тёплых домиках и напоили зельем, от которого у них разом прекратилась горная болезнь. Они отдохнули, приняли горячие ванны и отправились на экскурсию по монастырю – обнаружили «культуру, не испорченную никакими внешними воздействиями, кроме водопровода и канализации». А ещё в монастыре были центральное отопление, богатейшая библиотека с редкими изданиями, настоящий музей с китайскими сокровищами эпохи Сун, пруд с лотосами и даже фортепиано. Конвэй восхитился увиденным и подумал, что уже не согласится покинуть пределы Шангри-ла. Другие пассажиры, напротив, хотели скорее вернуться домой.