Лабиринт мертвеца

Чанг накормил Конвэя и прочих бедолаг спелыми плодами манго, напоил виноградным соком и сказал, что живёт тут неподалёку, под великой горой Каракал, в монастыре Шангри-ла, спрятанном от глаз современной цивилизации, и наслаждается уединением с другими отшельниками. Я полезла в интернет, не слишком надеясь отыскать фотографии Каракала, и действительно обнаружила, что такой горы не существует. Очередная выдумка. Но главное, что Конвэй не замёрз насмерть. Монахи повели пассажиров к себе в монастырь. Подъём был долгим, пассажиры шептались и боялись, что их ведут на убой. И вот на склоне белоснежной горы… Тут меня прервала Настя – ворвалась ко мне в комнату и заявила, что книжки подождут: пора идти на Рельсы. Весной на Рельсах мне не очень-то нравится, но в комнату вошёл Глеб, и всё стало ясно.

Глеб вернулся из Петербурга и выглядел здоровым. Не сказал, болел ли коронавирусом, да и мы с Настей его особо не расспрашивали. На Рельсы Настя, конечно, собралась, чтобы целоваться с ним, любуясь закатом. Она водила туда всех своих парней. И не только она. Я накинула лёгкую ветровку, бросила в рюкзачок Хилтона и пошла за Настей. У почтовой станции нас поджидали Гаммер и три Настины подружки, из которых я знала только Таню. Вместе мы двинулись к проспекту Мира – решили прогуляться и подойти к Рельсам со стороны парка Победы. В пути к нам присоединились трое наших с Настей одноклассников, и нам было весело.

Гаммер на ходу похвастался новеньким костровым набором и пообещал развести костёр при помощи огнива, даже провёл по серому стерженьку металлической полоской и показал, как от него отлетают яркие искры.

В апреле зацвела омела. Прежде она висела на голых деревьях и напоминала покинутые птичьи гнезда, а теперь распушилась и превратилась в настоящие зелёные кусты, по какой-то нелепой прихоти заброшенные под самые макушки клёнов и тополей. Цвела она неброско, покрываясь желтовато-зелёными цветочками, но её было так много – на какое дерево ни посмотри, обязательно увидишь омелу, – что весна в Калининграде казалась праздничной, будто нарочно украшенной этими лохматыми кустиками-шарами. Я не понимала тех, кто ворчит и называет омелу паразитом. Вот дядя Витя однажды вышел к старенькой яблоне у себя во дворе с бензопилой. Спилил первые ветки с омелой, однако она разрослась на вторых, которые, в свою очередь, тоже попали под пилу. Дядя Витя не успокоился, пока не обкорнал всю яблоню, оставил её стоять грустным столбиком. Он бы и другие деревья «очистил от паразитов», но ему не позволила жена, тётя Света.

Я слушала болтовню Настиных подруг и любовалась омелой на проспекте Мира, потом – зазеленевшими деревьями Гвардейского проспекта. Крюкастые ивы просыпались после холодов и выглядели уже не такими зловещими. Когда мы шли по Железнодорожным воротам, давно превратившимся в обычный автомобильный мост, ветер принёс от действующей железной дороги запах креозота, и я на секундочку представила себя в старом районе Нойроссгартен, услышала гудок проезжающего подо мной поезда на Пиллау.

Гаммер перемахнул через ограждение проспекта, чтобы спуститься в парк напрямик по склону. Остальные парни, смеясь и крича, последовали за ним. Глеб в лёгком сером пальто, чёрных брюках, начищенных ботинках и с неизменным зонтиком предпочёл с нами, девочками, идти по лестнице у стелы гвардейцам.

Парк пустовал. В тишине я слышала, как в овраге кричат обеспокоенные нашим появлением утки. С парнями мы встретились под бочарным сводом моста, и я помогла Гаммеру отряхнуть куртку. Когда-то здесь тянулись рельсы, а теперь лежала обычная тротуарная плитка. Гвардейский проспект, откуда мы спустились, проходил по мосту сверху, у нас над головами. Гаммер предложил вскарабкаться на кирпичную башенку бывших крепостных ворот, которые ещё в прошлом веке по необходимости преграждали путь поездам, но, к счастью, на его предложение никто не откликнулся.

Мы немножко прогулялись по заросшему пустырю, где торчало нелепо много фонарей. Забавно, я никогда не видела их включёнными – вечером в парке всегда было темно и редкие собачники следили за своими собаками по светящимся в ночи ошейникам. Мы ещё постояли у фонарей и двинулись к видневшейся вдали трубе ТЭЦ.

Добрались до металлической изгороди на западной окраине парка, прошли в проём выломанной калитки. Устремились под простенький современный железнодорожный мост, потом обогнули плешивый лесок и вышли на действующее железнодорожное полотно. Дальше зашагали по рельсам, и было смешно смотреть, как осторожно, стараясь не угодить в грязь, переступает Глеб. Он едва поспевал за неугомонной Настей. Она была в кожаных хайкерах, на вид будто вырезанных из дерева и покрытых лаком, – не «Рэд Винг», конечно, но тоже дорогие, – однако ни грязь, ни лужи её не смущали.