Прочитав книгу, я расстроилась. Не из-за смерти Драганова. Мы столько сил отдали, чтобы раздобыть «Таинственное похищение», и я надеялась, что Руж приведёт нас к финалу лабиринта, а в действительности Руж лишь подбросил нам очередные отсылки к Болгарии, Орфею, Родопам. Ну, хотя бы открыл нам имя бывшего владельца личной библиотеки, которое совпало с именем загадочного читателя, и на том спасибо.
– Хорошо, имена совпали, – сказала я на вчерашнем собрании. – Старик Смирнов приходил в библиотеку, чтобы почитать свои же книги. И что дальше?
Мне никто не ответил.
Из книг Смирнова остался Хилтон, однако я в него не слишком-то верила.
Гаммер предложил поискать старика в интернете. Я подумала, что имя у него чересчур простое и мы ничего на найдём. Так и вышло. На запрос «Александр Васильевич Смирнов» поисковик выдал «6 млн результатов» – километры объявлений, профилей, статей, фотографий, роликов. Мы в них утонули. Тогда Гаммер кавычками скрепил имя, отчество и фамилию старика, чтобы ограничиться точным совпадением и не получать всех Смирновых без разбора. «Нашлось 8 тыс. результатов».
– Всё равно много, – нахмурился Гаммер.
Добавил в запрос «Калининград». Не помогло. Добавил «1943», то есть год рождения Смирнова, указанный в «Крабике». Поисковик выдал историю танкиста, сражавшегося в Великую Отечественную, наградной лист какого-то сержанта и ещё кучу бесполезных ссылок, в том числе ссылку на владельца судоремонтной компании «Варягъ» – именно так, с твёрдым знаком на конце, что бы это ни значило. Владельца судоремонтной компании, как и танкиста с сержантом, не было в живых, да и кто бы из них взялся рассылать болгарские карточки с библиотечным квестом?!
– Подождите, – вмешалась Настя, – а мы уверены, что открытку с пляжем отправил Смирнов?
– Не уверены, – вздохнула я. – Мы вообще ни в чём не уверены.
– Но «я таджик» и старик Смирнов как-то связаны, – сказал Гаммер.
– Или не связаны. Собственно, что их объединяет? Майн Рид, рисунок индейца и строчка про любовь к библиотеке.
– И штемпель. И болгарская тема.
– Ну да… – согласилась я. – А толку?
Вот и поговорили.
Настя предложила забраться в комнатку регистрации и раздобыть договор, подписанный Смирновым при получении читательского билета, – выведать его адрес и телефон. Я сказала Насте, что сделать это трудно.
Сегодня мне вдруг позвонила Людмила Степановна. Увидев её имя на экране смартфона, я похолодела. Подумала, что в библиотеке узнали о моих похождениях. Обнаружили съеденное печенье, оторванную полоску от «литературы» на стеллаже, беспорядок в книгах, отобранных на списание. Просмотрели записи с камер видеонаблюдения, обо всём догадались и теперь написали заявление в полицию. Людмила Степановна решила меня предупредить. Или захотела лично посетовать, как разочарована моим поведением. Я не взяла трубку.
– Вот тебе и «стала крепче»…
Я дала себе пару минуток, забралась под одеяло и перезвонила Людмиле Степановне. Включила громкую связь, словно так могла защитить себя от её обвинений. Рассудила, что всё к лучшему. Пусть меня отругают, пусть отвезут в полицию, где я честно во всём признаюсь. Потом забуду о случившемся и буду жить дальше, не мучая себя страхом разоблачения. Я даже расстроилась, когда Людмила Степановна сказала, что на втором этаже собирает краеведческий стенд и просит меня нарисовать вывеску «Книжная летопись Кёнигсберга». Никаких разоблачений – только подготовленные для меня фломастеры, ножницы, цветной картон и кусок ватмана. Настя посмеялась бы над моей мнительностью, но я решила, что загадки «я таджика» не заставят меня пробраться в комнатку регистрации. Нет уж, хватит!
Я долго сидела под одеялом, хмурилась, а затем встрепенулась. Желая скорее вернуться к обычной жизни, быстренько оделась и пошла в библиотеку. Рисовать вывески для стендов я любила.
Пока я вырезала из картона цветочки, Людмила Степановна вынимала из генерального каталога ящички, делала выписки, тихонько бормотала, а я впервые обратила внимание, что карточки в каталоге разные. Они были одного размера и с неизменным отверстием внизу, однако среди них попадались белые, сероватые и жёлтые. Попадались карточки с пустой оборотной стороной и с разлинованной, лишь с отпечатанным текстом и со строчками, подписанными от руки. Я спросила, почему они разные, и Людмила Степановна объяснила мне, что жёлтые – старые, белые – новые. Раньше карточки приходили готовые, на них были заранее напечатаны всякие выходные данные и аннотации, а библиотекари на оборотной стороне ручкой вносили инвентарные номера полученных экземпляров. Теперь же библиотека сама выпускала карточки и сразу печатала на них все инвентарные номера. В отличие от советских лет, сейчас редко заказывали больше пяти-семи копий одного издания, и номера умещались на лицевой стороне, на сторону оборотную не заползали.
– Чем светлее карточка, тем она новее… – прошептала я.
Карточка моего «Оцеолы» была белоснежно-белой. Но ведь шеститомник Майн Рида вышел в пятьдесят шестом году! Его карточке следовало быть чуть ли не самой жёлтой и рыхлой!