Лабиринт мертвеца

– Смирнов умер в Польше девятого ноября, – прочитал Гаммер на очередном польском сайте. – Состояние завещал благотворительным организациям. И похоронен он в Кракове.

– Девятого ноября… – прошептала я.

– Да, полгода назад.

– Что у нас в итоге? «Я таджиком» был Смирнов…

– Или любой другой сотрудник «Варяга», – возразил Гаммер.

– Ну, читательский билет выдали на имя Смирнова. Значит, он сам приходил подписывать договор с библиотекой.

– Тогда непонятно, зачем он в открытке подписался «я таджиком».

– Да тут вообще ничего не понятно! – воскликнула я.

– А что? – оживилась Настя. – Смирнов всучил библиотеке свои детские книги и сам же пришёл за ними. Увидел, что их никто не читает. Расстроился и отправил тебе открытку, чтобы хоть кто-то взял его любимого «Оцеолу». А пока ты соображала, что к чему, он окончательно раскис и помер от горя.

– Звучит логично, – рассмеялся Гаммер.

– Звучит ужасно! – Я совсем не обрадовалась, узнав, что старик Смирнов отправил мне болгарскую карточку перед смертью. Получилось как в случае с французскими открытками на тот свет, только наоборот. Бр-р… Всё-таки хорошо, что я продала открытку. Мысль о том, что она лежит рядом, не давала бы мне покоя.

Я откинулась на подлокотник и подняла взгляд на Глеба, неизменно стоявшего за спинкой дивана. Глеб почти всё время молчал и явно скучал. То, что наш Смирнов оказался богачом, да и ещё и мёртвым, его не слишком удивило.

Мы просидели на верхнем чердаке до вечера, а потом распрощались. Следующая неделя выдалась тяжёлой. До экзаменов осталось чуть больше месяца, и перед майскими праздниками учителя завалили нас тестами и домашними заданиями. Родители Гаммера готовились к собачьей выставке в Каунасе и переживали из-за коронавирусных ограничений, мешавших им спокойно приехать в Литву, – целыми днями оформляли какие-то бумажки, а мопсов доверили Гаммеру. Он выгуливал их по несколько раз в день и дальше Поплавка, конечно, не ходил. Тётя Вика затеяла ремонт на лестнице и ездила с Настей смотреть всякие выкрасы, планки, ковролины. А Глеб опять улетел в Петербург – мы с Настей недоумевали, как школа прощает ему прогулы. Мои же родители готовились к летнему сезону, к новым туристам, и я старалась помогать им в торговом зале. Мне, Насте, Гаммеру и Глебу было не до Смирнова. К тому же мы не понимали, как дальше решать его головоломку.

Мама ещё в марте отказалась от идеи вырастить домашние огурцы, и огурцами заинтересовалась бабушка. Она забрала у мамы семена, оборудовала для них нечто вроде теплицы в своей спальне на втором этаже и всё крутилась вокруг них с пульверизатором. Дедушка чуть с ума не сошёл и ночевал на кушетке в папином кабинете. К счастью для него, бабушка посадила огурцы в тяжеленные вёдра, заполненные компостом и листовым перегноем, а вёдра поставила на балкон. Подруга посоветовала бабушке запустить в них парочку-другую дождевых червяков – сказала, что они будут рыхлить почву лучше любой лопатки и при этом не повредят корни. Накопать червяков бабушка не сумела и отправила меня искать их в магазине. На такое ответственное задание я не могла не позвать Настю. Она только обрадовалась шансу отвлечься от дизайнеров тёти Вики. Настя вообще не понимала, зачем им переделывать домашнюю лестницу, однако предпочла лишний раз с мамой не ругаться.

После школы мы заглянули, наверное, во все сельскохозяйственные магазины Калининграда. В каждом нам попытались всучить маточное поголовье, то есть громадную упаковку на пару тысяч червей, а продать пять-шесть штучек отказались. Наконец мы купили их в рыболовном магазине. Настя пришла в восторг от идеи выращивать огурцы на балконе и с разрешения бабушки Нинель сама положила в ведро первого червяка – затаившись, наблюдала, как он оживает и начинает вгрызаться в затвердевшую почву.

На следующий день я выполняла уже папино поручение. Он торопился закончить статью для немецкого журнала и не успевал зайти к своему знакомому, художнику Карпушину. «Ратсхоф» выпускал серию открыток с репродукциями калининградских художников, и папа давно хотел включить в неё какую-нибудь работу Карпушина, но тот всегда отказывался, а вчера вдруг позвонил папе и сказал, что разрешает сфотографировать своё новое полотно. Нужно было зайти к нему, пока он не передумал. Папа доверил мне зеркальный «Никон», штатив и осветительный набор. Я пользовалась ими в прошлом году, когда папа поручил мне съёмку старенькой виллы на Чапаева, правда, фотоаппарат и прочее оборудование за меня носил Гаммер. Сегодня Гаммер занимался мопсами, и я опять позвала Настю. Нет, я бы сама всё утащила, но с детства боялась Карпушина и понимала, что без Насти не решусь подняться к нему в комнату. Не сказать, что он был страшный или какой-то слишком уж неприятный, однако меня маленькую пугали его острый взгляд и манера посмеиваться себе под нос.