Лабиринт отражений

Так, хватит маяться, надо все выяснить здесь и сейчас. Ведь если звонила все же Алина — да, бред, но даже в порядке бреда — то почему она позвонила не матери, что было бы логично, а именно ему?

А вот сейчас и узнаем, был ли звонок Светлане. Но надо осторожно, Светка никак не оправится после похорон.

Некрасов набрал номер бывшей жены — вне зоны доступа. Странно. Но и объясняет, почему ночью незнакомка звонила ему. Незнакомка ли.

Да что ж такое-то?! Прекрати истерить, слюнтяй! Нет, Алины, умерла она, умерла и похоронена! Похоже, твои недруги все-таки добились своего, ты вместо работы дурью маешься.

Хорошо, последний звонок и — за работу.

Игорь терпеливо слушал длинные гудки, надеясь, что старшая дочь не потеряла или не забыла где-то телефон.

Нет, не потеряла и не забыла, дрыхла — судя по сонному сиплому клекоту в трубке:

— Але…

— Привет.

— Ой, папульчик? — мгновенно проснулась Снежана. — Привет-привет! Рада тебя слышать! Знаешь, а я соскучилась!

По моим деньгам ты соскучилась.

— Тебе ночью никто не звонил?

— Ночью? Нет, никто. Какой идиот будет звонить ночью?

Показалось, или в голосе дочери тренькнуло напряжение?

— Тот, кому нужна помощь, к примеру.

— Ты маму имеешь в виду? Ну да, она в больнице сейчас, но с ней все нормально уже, помощь не нужна.

— Погоди… Светлана в больнице? Так вот почему ее телефон выключен! А что с ней?

— Да толком ничего понять не могут, плохо ей, слабость, голова кружится, сознание терять начала. В общем, положили на обследование. А телефон выключен, потому что она зарядку дома забыла, Кеша ей привезти сегодня должен.

— Кеша, значит. Похоже, там все серьезно?

— Ну вроде да. Иннокентий реально маме помогает пережить весь этот кошмар. Не знаю, как бы она справилась без него.

— Ясно. Ну ладно, мне пора. Привет ей передавай.

— Хорошо.

— Так ночью тебе не звонили?

— Ну па-а-ап! Ну нет, сказала же!

Некрасов облегченно вздохнул, встряхнул головой, отгоняя прочь маету и дурные мысли, убрал смартфон в карман пиджака, взял со стола портфель с бумагами и уверенно направился к выходу.

* * *

Значит, все-таки это была она.

Алька.

Ночью Снежана сразу узнала голос сестры, и ответила, как сестре. И от неожиданности, и потому что несколько коктейлей булькало внутри.

Ну а потом… потом она повела себя в строгом соответствии с поговоркой: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». И отказалась от Альки. Потому что ей понравилось быть единственной дочкой у отца.

Именно у отца, с матерью пока было сложно общаться. Она ведь винила в случившемся не только себя, но и Снежану, якобы та раздраконила, подняла нерв в тот злосчастный вечер. А главное — отговорила мать бежать следом за Алькой. Между прочим, за руки не хватала, захотела бы маменька — побежала бы.

И не ныла бы сейчас, не делилась со Снежаной пеплом, который высыпает себе на голову. Она, Снежана, никакой вины за собой не чувствует. И что там на самом деле произошло с младшей сестрой, знать не желает. Как оказалось — жива. Ну и ладно. Пусть живет, но подальше от них, ведь если вернется, с нее же пылинки сдувать начнут, а о старшей дочери забудут.

К тому же всплывет обман, папаша наедет на генетическую лабораторию, те прижмут специалиста, проводившего сравнение ДНК, ну а чучело молчать не будет — несмотря на то, что до сих пор считает себя бойфрендом Снежаны и ей иногда приходится спать с этим уродом.

И не факт, что после разоблачения отец не отберет у нее машину — в наказание. А мать — квартиру. Хотя нет, квартиру не получится, подарок ведь.

Все это Снежана придумала для оправдания своего поступка позже, а тогда, во время разговора, она просто поняла, что не хочет возвращения сестры. Что Алина не нужна — здесь, рядом не нужна.

Но вот оказалось, что она и отцу успела позвонить! Тот, конечно, спросонья явно не сообразил, что к чему, мог еще и наорать на Альку, а вот теперь напрягся.

Остается надеяться, что ей удалось отбрехаться, и папаша поверил.

Как все-таки вовремя мать забыла зарядку для своего телефона дома. Ведь Алька сто процентов сначала позвонила ей. И только потом — далее по списку. А мать мгновенно узнала бы голос потеряшки, и тогда…

Но все обошлось. Кажется.

* * *

Какое красивое утро!

Ярко-синее небо, воздух прозрачный и какой-то хрупкий, деревья в больничном сквере тоже замерли, еле-еле заметно перешептываются разноцветной осенней листвой — боятся, наверное, разбить воздух на осколки. Ведь осколки упадут на землю, испачкаются, и вместо прозрачности сгустится сумрак.

А сумрака в жизни Светланы и так хватало. Собственно, она пока из него и не выбралась, некому было скомандовать: «Всем выйти из сумрака!». Именно скомандовать, заставить, за шиворот выволочь, в конце концов!

Потому что сама Светлана справиться не могла. Не получалось.

Не получалось смириться со смертью Алины. Алечки. Аленького солнышка. Родного маминого зернышка, любимой бусинки.

Сердце и душа Светланы отказывались поверить в то, что в дорогущем, роскошно украшенном гробу лежала именно ее дочь. Ну потому что невозможно было соединить два образа: ее красивой, нежной, такой родной и любимой дочери и обугленного нечто.