– Да, – он достал из кармана сложенный вскрытый конверт, который я видела впервые в жизни, и из него ещё один конверт, который я подписывала своей рукой, это был точно он, я помнила каждую помарку, а их было много, потому что я спешила.
– Можно? – я протянула руку, он отдал мне конверты, я взяла верхний, прочитала – адрес получателя был переписан с моего конверта, а адресом отправителя значился «железнодорожный вокзал Верхнего Города».
Я закрыла глаза, погружаясь в ощущения максимально глубоко, стала считывать с конвертов эмоциональные следы послойно, пока не дошла до своего собственного следа, попыталась восстановить хронологическую картину.
Сначала моя злость, возмущение и страх не успеть.
Потом чьё-то недовольство и усталость – допустим, это сотрудник, которому приказали сделать выемку почты из контейнера вне графика, это был конец смены, может быть, ему пришлось задержаться из-за этого.
Дальше уровень раздражения нарастал – допустим, сотруднику, этому же или другому, приказали найти письма, на которых отправителем значилась я, это скучная и монотонная работа.
Следующим слоем шёл страх, тревога и неуверенность, страх нарастал. Это был мощный слой, как будто источник этих эмоций носил письмо с собой очень долго. Этот слой был первым на чужом конверте, дальнейшие слои были одинаковыми на обоих конвертах – тревога того, кто вложил мой конверт в свой, и отправил по тому адресу, который я написала.
Потом, после затишья, были эмоции отца Никси – тревога, и страх не успеть, как у меня.
Я открыла глаза и вернула конверты, сказала:
– Простите, у меня не было времени писать подробное письмо.
– Я так примерно и понял, – он аккуратно сложил конверт и спросил: – Кому ещё ты писала?
– Своим родителям, родителям ещё одной студентки, районному представительству министерства образования Содружества и прокуратуре Эльфийского Альянса.
Он усмехнулся, я тоже, и до меня с опозданием дошло, почему сотрудник почты не посмел уничтожить мои письма.
От этой мысли по нервам пробежал будоражащий колючий страх, мой любимый, наполняющий энергией.
Мысль о том, что Деймон заплатит за свои художества, грела изнутри, но то, что и Алан может пострадать, неприятно охлаждало. Мне хотелось себя убедить, что Алан тоже не сладкий пирожочек, и заслужил свою часть возмездия хотя бы за то, что не остановил своего обнаглевшего брата, но внутри крепко сидело чувство вины по этому поводу.
Я вспоминала его взгляд тогда у лифта, его тёмную фигуру в зеркале с белыми лилиями. Тогда казалось, что это ерунда и пройдёт, сейчас я понимала, насколько глубоко во мне засел этот сломавшийся внутри крохотный шип прекрасной розы.