Лабиринты алхимии

Действительно – идея соли как третьего начала для алхимии – это новая идея. Но она нашла себе место с дидактической точки зрения: необходимо было определить место проведения Великого Делания. Парацельсу был необходим «соматический аспект», «содержание которого – что важно – состоит отнюдь не в отстранении, отсечении тела от духовного делания, но его действенном соучастии в нем»[75]. И совершенно объяснимо, что в этом Парацельс «ищет себе опору в александрийской алхимии, усматривая у Гермеса только ему внятные аналогии: „Гермес сказал правильно, что все семь металлов произошли от смешения трех субстанций. Подобным же образом из этих же субстанций составлены тинктуры и философский камень. Он назвал эти субстанции духом, душой и телом. Однако он не указал, каким образом это нужно понимать и что он сам понимал под этим. Возможно, он знал о трех началах, но не высказывался по этому поводу. Я не хочу сказать, что он впал в ошибку, а только говорю, что он умолчал об этом. Но для того чтобы эти различные субстанции, а именно дух, душа и тело, были правильно поняты, необходимо знать, что они обозначают не что иное, как эти же самые три начала: ртуть, серу и соль, из которых образованы все семь металлов: ртуть есть дух (spiritus), сера – душа (anima), а соль – тело (corpus)“»[76].

До тех пор, пока мы четко не определим, что собой представляет Великое Делание, количество предположений будет множиться, включая и такие парадоксальные описания деяний Парацельса, как следующее: Парацельс предпринял «технологическое отступление от освященного столетиями алхимического спиритуализма. Парацельс смешивает, не разделяя Аристотелевы стихии с элементами – качествами, прибавляя к ним квинтэссенцию. В обыкновенном золоте, согласно Парацельсу, квинтэссенции мало, зато много прокаженного тела. Вот почему изготовление целительных „арканумов“ – пафос химии Парацельса». И следом же: «вырисовывается спиритуалистический план Парацельсовой химии: планетно-зодиакальные флюиды, одухотворяющие вещественный мир „арканумов“, специфических лекарственных сил вещества, соотнесенных с частями тела»[77]. На деле же интерпретатор, желающий понять суть алхимического праксиса, должен помнить вот о чем. Подобно иконографическим изысканиям большинства картин эпохи Возрождения, которые вынуждены опираться на предположение о неких иконографических «программах», дошедших до нас лишь в исключительных случаях, доскональное изучение алхимических текстов «вынуждает сегодняшнего интерпретатора пробираться на ощупь сквозь чащу самых разнородных классических текстов от Прокла до Фичино и дальше, – никогда не имея возможности выйти к документальному засвидетельствованию связей между текстом и картиной»[78] (в нашем случае – между алхимическим трактатом и его источниками). «Единственный критерий оценки задается здесь правдоподобием и связностью предлагаемой интерпретации»[79].

Последователем Парацельса, жаждущим проверить спиритуалистические возможности алхимических начал, был врач и химик ЖанБатист Ван Гельмонт (1580- 1644). Будучи таким же максималистом в жизни, как и Парацельс, он заявлял: «Я отвергаю жизнь в страдании, присущем моим современникам», «в стяжении богатств, что подвергло бы опасности мою душу»[80]. Чувствуя, что алхимическая практика в глазах общественности постепенно становится синонимом шарлатанства, он первым стал называть себя philosophus per ignem – философом огня[81].

«Огонь» («горящий пар»), по Ван Гельмонту-старшему – не есть самостоятельное вещество; он представляет собой раскаленные пары. Ван Гельмонт формулирует понятие о газе, тождественном духу – «пневме», отчего это направление химии получило название «пневмохимия». «По особенностям дела и за отсутствием имени я назвал это испарение газом, что близко к хаосу древних» – сообщалось им в трактате «Opera omnia» (Francofurti, 1682), посмертном издании, предпринятом его сыном. Как химик-практик, Ван Гельмонт отрицал существование tria prima алхимиков – ртути, серы и соли – как составных частей сложных тел, утверждая, что их присутствие недоказуемо опытом и применение их в качестве идеальных принципов для химической практики не приносит никакого результата.

Главный теоретический интерес Ван Гельмонта-старшего состоял в изучении состава сложных тел, причем их составные части понимались им как простые тела. Известно, например, что он открыл реакцию «серебряного зеркала»: исходным стала вполне «химическая» гипотеза о том, что ляпис уже содержит серебро, отличающееся лишь по форме от серебра металлического. И при всем этом Ван Гельмонт незыблемо верил в трансмутацию металлов и в Архей Парацельса, а также экспериментировал в этом направлении. Опыт его, как утверждали некоторые современники, завершился удачей: он получил алхимическое золото. По сообщению Фулканелли, «Ван Гельмонт в 1618 г. в своей лаборатории в Вильворде близ Брюсселя проводил эксперимент с камнем, который перевел в золото 18740-кратное весовое количество жидкой ртути»[82].