Лабиринты алхимии

В.Л. Рабинович пишет, что космогонические ассоциации, рожденные из операций с веществом, формируют целое – герметический физический космос. На дне – материал для оперирования. Это единая материя, различающаяся в предметах формой как следствием движения. «Модель» мирового равновесия имеет химический микроаналог в виде треугольника, вершины которого суть сера, ртуть и соль. Отсюда начинается рукотворное тэхнэ, артистически артикулированное случайностями, превращающими злато -среброделателя и в художника, и в ученого-мага, «теоретически» обосновывающего свой артистизм. Обозначаются три составляющих алхимии: магическое теоретизирование – тэхнэ как ремесло – тэхнэ как искусство[87].

Но здесь возникают следующие вопросы: имело ли алхимическое тэхнэ отношение к «артистически артикулированным случайностям», или оно предполагало заведомо просчитанный, стабильно воспроизводимый процесс, то есть «простой процесс», о котором Рабинович говорил выше? Действительно ли только «теоретически», то есть спекулятивно, ученый-маг обосновывал свое умение? Что представляют собой алхимические трактаты: магическое теоретизирование или – описание ремесла – искусства? И как отличить одно от другого? Создается впечатление, что манифестируемый здесь «дискурс настойчиво представляет то, о чем не говорит, и именно такое неговорение и будет той пустотой, которая изнутри подтачивает все, что говорится»[88]. В таком случае, наша цель будет заключаться не только в поиске и воспроизведении «того истока, который располагается вне каких-либо исторических детерминаций, но и во вслушивании в „уже сказанное“ и в то же время „несказанное“»[89].

Представляется важным понять, что такое «алхимическое тэхнэ», эта «способность-добродетель», как называли ее алхимики. Вот что пишет о сути алхимии Рене Геной: «… во все же мирах может активно действовать лишь тот, кто взошел на ступень „красной серы“, наименование которой указывает на сходство, для некоторых неожиданное, „науки о буквах“ с алхимией. И действительно, эти две науки, понимаемые в их глубинном смысле, есть по сути одна; и то, что они, та и другая, выражают, внешне, в разной форме, есть не что иное, как сама процедура инициации, которая тщательно воспроизводит процедуру космогоническую и есть тотальная реализация возможностей человека. Неизбежно осуществляемая через прохождение им тех же фаз, через которые прошло универсальное существование»[90]. Р. Геной предлагает рассматривать саму «внутреннюю» природу истинной алхимии – собственно психическую, если брать ее в самом непосредственном приложении, и духовную, если рассматривать ее в высшем смысле; именно в этом, считает он, и состоит ее значение с точки зрения инициатической[91].

В другом произведении Р. Геной отмечает: «… здесь было бы довольно трудно рассмотреть все различия между областью религии и инициацией, поэтому подчеркнем особо лишь тот факт, что любая религия всегда рассматривает человека с точки зрения его индивидуальности и не стремится вывести его за его пределы, тогда как цель инициации заключается в том, чтобы преодолеть индивидуальное состояние и обеспечить возможность перехода к состояниям более высокого порядка»[92]. То есть, иными словами, пользуясь выражением С.С. Хоружего, в процессе Великого Делания происходит переход к принципу «размыкания человека к иному образу бытия – „личному-бытию – общению“»[93] навстречу к Богу, и в свете этого алхимия предстает всецело только духовной практикой.

С такой позиции уже не вызывают удивления слова В.Л. Рабиновича о том, что «претензия алхимического спиритуализма стать единой религиозно-философской системой – очевидна. Духовность заземлена. Плоть, напротив, вознесена. И хотя попрано и то, и другое, намечается кажущийся синтез плоти и духа, теоретичности и практического опыта. Таким образом, алхимия способна взять на себя миросозидающую (объясняющую) задачу теологии»[94] – удивительный пассаж, в котором отражается скрытая религиозность ученого-химика, атеиста, в публикации 1980 г. противоречащий всему тому, что было сказано им в цитируемой монографии выше.

В этой связи было бы интересно обратиться к тому, что говорят об алхимии сами алхимики, и не в последнюю очередь – Альберт Великий и Фома Аквинский, крупнейшие фигуры в истории алхимии, чье творчество, тем не менее, по мнению В.Л. Рабиновича, противостоит алхимическому началу[95].